Они досидели там почти до последнего звонка [107], когда в бар забрели несколько девочек. Бар располагался на Бродвее в районе 80-х улиц, а это отнюдь не Бродвей шоу-бизнеса, и даже не то место, где разбиваются сердца в тоске по бродвейским огням. Северо-западная часть города представляла собой блеклый, лишенный каких-либо характерных особенностей район, где сердца не разбиваются – с ними не происходит ничего столь бесповоротно ужасного, они лишь становятся эластичнее и податливее под гнетом нагрузки, растущей день за днем, пока окончательно не выдыхаются от собственных содроганий.

Первая стайка шлюшек заявлялась около полуночи, чтобы разжиться сдачей для ночных клиентов. Девицы не отличались красотой, но у бармена всегда было припасено для них доброе слово. Некоторые заходили еще раз перед самым закрытием принять стаканчик на сон грядущий, независимо от того, удачным был вечер или нет. Если они заглядывали с кавалерами – обычно из числа мелких гангстеров, обитавших по соседству, – бармен проявлял такое радушие и обхаживал их так, будто они были влюбленными парочками, что, в сущности, соответствовало действительности. А если девушка забредала в бар, промыкавшись всю ночь, бармен наливал ей кофе с изрядной порцией бренди и говорил о дожде или холоде, которые, надо полагать, отпугивают клиентов.

И девица обычно предпринимала последнюю попытку предложить свои услуги кому либо из посетителей.

Профейн, Ангел и Джеронимо отчалили, поболтав с девчонками и сыграв несколько партий в шары. На выходе они столкнулись с миссис Мендоса.

– Ты не видел сестру? – спросила она Ангела. – После работы она собиралась пойти со мной по магазинам. Раньше ока так не пропадала, Ангелито. Я волнуюсь.

В этот момент прибежал Кук.

– Долорес говорит, она ушла с Плэйбоями, но куда – неизвестно. Фина только что звонила, и Долорес сказала, что у нее какой-то странный голос – Миссис Мендоса схватила паренька за волосы и спросила, откуда звонила Фина, но Кук клялся, что уже все рассказал и больше ничего не знает. Профейн посмотрел в сторону Ангела и поймал на себе его взгляд. Когда миссис Мендоса ушла, Ангел сказал:

– Нехорошо так думать о своей сестре, старик, но не дай Бог хоть один из этих поганцев попробует…

Профейн не стал говорить, что подумал о том же самом. Ангел и так был слишком взбудоражен. И вероятно, понял, что Профейн тоже думал о разборке с бандой. Оба знали Фину.

– Надо ее найти, – изрек Ангел.

– Они ошиваются по всему городу, – сказал Джеронимо. – Я знаю пару мест, где они собираются.

Было решено начать с клуба на Мотт-стрит. До самой полуночи они мотались по городу, но всюду натыкались на пустые клубы или запертые двери. Однако, проходя по Амстердам-авеню в районе 60-х улиц, услышали за углом какой-то шум.

– Господи Иисусе, – охнул Джеронимо.

Там шла грандиозная драка. Мелькали ножи, куски труб, солдатские ремни и даже пистолеты. Друзья проскользнули вдоль домов к припаркованным машинам и обнаружили прятавшегося за новым «линкольном» парня в твидовом костюме, нажимавшего кнопки магнитофона. Рядом на дереве сидел звукооператор с микрофоном. К ночи похолодало и усилился ветер.

– Привет, – сказал тип в твидовом костюме. – Меня зовут Уинсам.

– Начальник моей сестры, – шепнул Ангел. Профейн услышал пронзительный крик, раздавшийся чуть выше по улице. Возможно, это кричала Фина. Он побежал. Грохотали выстрелы, вопили бойцы. Пятеро Королей Би-бопа, выскочив из переулка, пересекли улицу в десяти футах перед Бенни. Ангел и Джеронимо не отставали от Профейна. Посреди улицы стояла машина, в которой на полную мощность играл радиоприемник, настроенный на волну WLIB [108]. Пробегая мимо большого дерева, друзья услышали свист ремня и чей-то истошный вопль, но не успели ничего разглядеть в черной тени.

Они мчались по улице в поисках клуба. Вскоре они обнаружили буквы ПБ и стрелку, нарисованные мелом на асфальте; стрелка показывала на здание из коричневого камня. Они вбежали внутрь по лестнице и увидели дверь с надписью «ПБ». Дверь не открывалась. Ангел пнул ее пару раз, и замок вылетел. На улице бушевал хаос. Несколько поверженных тел уже валялись на тротуаре. Ангел ринулся в коридор, Профейн и Джеронимо за ним. С двух сторон к побоищу приближались полицейские сирены.

Ангел открыл дверь в конце коридора, и в долю секунды Профейн успел разглядеть лежащую на старой армейской койке обнаженную Фину с растрепанными волосами и с улыбкой на губах. В глазах ее была пустота, как в глазах Люсиль на бильярдном столе в тот вечер. Ангел обернулся, оскалившись. «Не входите, – сказал он, – ждите здесь». Дверь закрылась за ним, и через мгновение Профейн и Джеронимо услышали, как он бьет Фину.

Вряд ли Ангел ограничится лишь побоями – Профейн понятия не имел, насколько суров в таких случаях кодекс чести. Он не мог войти и прекратить избиение и не был уверен, хочется ли ему этого. Полицейские сирены, взвыв крещендо, внезапно смолкли. Битва закончилась. И не только битва, подумал Профейн. Он попрощался с Джеронимо, вышел из здания и зашагал прочь, не оборачиваясь, чтобы посмотреть, что творилось позади него на улице.

В семейство Мендоса возвращаться не стоит, решил он. Под улицами работы больше не было. Период относительного спокойствия закончился. Надо было возвращаться на поверхность, на улицу-сновидение. Профейн вышел к станции подземки и через двадцать минут был в центре, озаботившись поисками дешевого ночлега.

Дадли Эйгенвэлью, доктор стоматологии, перебирал свои сокровища в квартире на Парк-авеню, где он жил и принимал пациентов. На подушечке из черного бархата в запирающейся шкатулке красного дерева лежал главный экспонат его коллекции – зубной протез, каждый зуб которого был выполнен из того или иного металла. Гордостью Эйгенвэлью был правый верхний клык из чистого титана. Год назад он самолично рассматривал губку титана в литейной неподалеку от Колорадо-Спрингс, куда прилетел на частном самолете Клейтона Чиклица (по прозвищу «Кровавый»). Чиклиц возглавлял корпорацию «Йойодин» [109], которая была одним из крупнейших поставщиков оборонного комплекса на Восточном побережье и имела филиалы по всей стране. Чиклиц и Эйгенвэлью принадлежали одному кругу.