смог припомнить впоследствии, сначала они завалились в Национальную галерею, где Хряк решил, что им требуется женское общество. Само собой – и перед «Тайной вечерей» Дали они подцепили двух цыпочек- служащих.

– Я Флип, – сказала блондинка. – А это Флоп. Хрях застонал, тут же затосковав по Хэнки и Пэнки.

– Чудесно, – сказал он. – Это Бенни, а я – хуйк, хуйк – Хряк.

– Заметно, – сказала Флоп. Однако соотношение женщин к мужчинам в Вашингтоне равнялось восьми к одному. Поэтому Флоп подхватила Хряка под руку и оглядела зал так, словно среди статуй прятались еще какие-нибудь призрачные сестрички.

Они жили неподалеку от улицы «П» и умудрились собрать почти все записи Пэта Буна. Хряк даже не успел поставить огромный бумажный пакет с приобретенными в столице нации для пьянки средь бела дня фруктами и выпиской (сертифицированная пополам с самопальной), как сей достойнейший певец, обрушив на ничего не подозревающих друзей мощь 25-ваттных динамиков, заорал «Би Боп А Лула».

После этой увертюры от уик-энда осталось лишь несколько просветов: Хряк укладывается спать на полдороге к подножию памятника Вашингтону и скатывается на полпролета по ступенькам под ноги отряду вежливых бойскаутов; в три часа ночи все четверо сидят в «Меркурии» Флип и накручивают круги по кольцу Дюпона, затем появляются шесть негров в «олдсмобиде» и предлагают поездить наперегонки; обе машины прикатывают на Нью-Йорк-авеню к квартире, которую занимают одна бездушная аудиосистема, пятьдесят энтузиастов джаза и Бог знает сколько переходящих из рук в руки бутылок обобществленного вина; наконец Профейн просыпается и обнаруживает, что лежит рядом с Флип под гудзонским одеялом на ступенях масонского храма на северо-западе Вашингтона, а будит его страховой агент по имени Яго Саперштейн, который зовет всех на новую пьянку.

– А где Хряк? – поинтересовался Профейн.

– Угнал мой «меркурий» и сейчас едет в Майами вместе с Флоп, – ответила Флип.

– О.

– Они хотят пожениться.

– У меня есть хобби, – сообщил Яго Саперштейн. – Я нахожу молодых людей вроде вас, которых интересно привести на вечеринку.

– Бенни у нас шлемиль, – сказала Флип.

– Шлемили необычайно интересны, – парировал Яго.

Пьянка происходила неподалеку от границы штата Мэрилэнд; среди гостей Профейн обнаружил беглеца с Острова Дьявола [273], который под именем Мэйнарда Василиска пробирался в Вассар, дабы преподавать там пчеловодство; изобретателя, празднующего семьдесят второй отказ Патентного бюро Соединенных Штатов, не пожелавшего на сей раз зарегистрировать автоматизированный бордель для автовокзалов и железнодорожных станций, принцип действия которого он в данный момент пытался с помощью чертежей и жестов объяснить маленькой группе тайросемиофилов (коллекционеров этикеток французских сыров), похищенных Саперштейном с их ежегодного съезда; изящную леди с острова Мэн, специалистку по патологии растений, примечательную также тем, что она являлась единственным в мире носителем мэнского диалекта и потому ни с кем не разговаривала; безработного музыковеда по имени Петард, посвятившего свою жизнь поиску утраченного Концерта Вивальди для казу, на который обратил его внимание некий Сквазимодео, бывший во времена правления Муссолини гражданским служащим, а сейчас валявшийся пьяным под роялем и ведавший не только о том, что Концерт украли из монастыря фашисты-меломаны, но и слышавший целых двадцать тактов из медленной части, которые теперь Петард, бродя между гостями, время от времени наигрывал на пластиковом казу; а также других «интересных» людей. Профейн, мечтавший поспать, не стал с ними разговаривать. На рассвете он проснулся в ванне Яго из-за того, что какая-то крашеная блондинка, на которой была только белая бескозырка, поливала его бурбоном из четырехгаллонного кофейника. Профейн уже было собрался разинуть рот и ловить струю, но тут в ванную вошел не кто иной, как Хряк Бодайн.

– Отдай бескозырку, – потребовал он.

– Я думал, что ты во Флориде, – сказал Профейн.

– Ха-ха, – сказала блондинка Хряку. – Сначала попробуй поймай меня, – И оба унеслись прочь – сатир и нимфа.

Далее, помнилось Профейну, они вернулись в квартиру Флип и Флоп, где снова пел Пэт Бун, а Профейн держал голову на коленях у Флип.

– У тебя фамилия на ту же букву, – ворковала Флоп в другом углу комнаты. – Бун – Бодайн. – Профейн встал, доковылял до кухни и заблевал раковину.

– Пошел вон, – закричала Флип.

– Согласен, – сказал Профейн.

Внизу на лестнице стояли два велосипеда, на которых девчонки в целях экономии ездили на работу. Профейн вскарабкался на один из них и съехал по ступенькам на улицу. Расхристанный – ширинка нараспашку, коротко остриженные волосы взъерошены на висках, морда небрита два дня, расстегнутые пуговицы на рубашке открывают пивное брюшко, обтянутое сетчатой майкой, – покатил Профейн, вихляя, в сторону своей ночлежки.

Он не успел проехать и двух кварталов, как позади раздались вопли. Хряк гнался за ним на втором велосипеде, посадив Флоп на багажник. А вдалеке скакала пешедралом Флип.

– Охо-хо, – пробормотал Профейн. Поковырял переключатель передаточного механизма, и скорость резко упала.

– Вор, – заорал Хряк и захохотал своим непристойным смехом. – Вор. – Невесть откуда материализовалась полицейская машина и пошла наперерез Профейну. Профейн наконец справился с переключателем скоростей и стремительно унесся за угол. Так и метались они по осенней прохладе городской улицы, где в воскресенье, кроме них, никого не было. Наконец Хряк и полицейские сцапали Профейна.

– Все в порядке, офицер, – сказал Хряк. – Это мой друг, и я не выдвигаю никаких обвинений.

– Ладненько, – ответил легавый. – Тогда выдвину я. – И их загребли в участок, где сунули в клоповник к