всю правду. Семья соберется, и счастье вернется в их дом.

Теперь, вспоминая все сказанное мною тогда, я нахожу, что все это было слишком тривиальным и малоубедительным. Но в эти родительские советы я вложил всю силу своего убеждения. То, что совсем недавно я имел власть над Луизой, облегчило мне выполнение моей очень сложной задачи. Во всяком случае примерно через два часа она успокоилась настолько, что я мог не опасаться за ее жизнь. Теперь я мог предоставить Луизу заботам женщины, которая к этому времени прониклась симпатией к ней и даже обещала присматривать за Луизой, пока она окончательно не придет в себя. Уходя, я оставил этой женщине адрес отеля, в котором остановился, и просил немедленно сообщить мне, если понадобится моя помощь или если что-нибудь случится. На душе у меня было тяжело.

И не случайно. В тот же день около полуночи, когда я, сильно устав за день, собирался лечь спать, зазвонил телефон. Полусонный, я снял трубку и услышал взволнованный голос женщины, которая сообщила мне, что только сейчас Луизу арестовали местные власти, и просила что-нибудь сделать. Несмотря на усталость, я быстро оделся, вызвал машину и помчался в город, где оставил Луизу. Я остановился у здания полиции, где находилась Луиза. Дежурный инспектор сначала категорически отказался освободить Луизу по моему требованию, но после того как я показал ему свои документы и, рассказав о сути дела, припугнул его, самоуверенность инспектора исчезла. Он согласился освободить Луизу на следующий день. Но когда я сказал инспектору, что каждая минута еще более усугубляет его вину, он приказал немедленно освободить Луизу. Чтобы избежать повторения подобных случаев, я подписал документ, который гласил, что я, начальник отдела по расследованию особо важных дел при бюро национальной безопасности, заявляю, что Луиза невиновна и что ни полиция, ни какие-либо другие голландские власти не имеют права подвергать ее аресту. Я отвез Луизу домой, поблагодарил женщину за ее заботу о Луизе и поехал в Амстердам. Было пять часов утра, когда я, изнемогая от усталости и нервного напряжения, не раздеваясь, повалился на постель. Это был действительно трудный день.

Но, несмотря на документ, подтверждающий невиновность Луизы, ее не оставили в покое. И только мой авторитет и боязнь серьезных последствий за нарушение законности удерживали некоторых чересчур ретивых представителей власти от попыток снова арестовать Луизу. Ее адвокату потребовалось пять лет переписки и бесед с властями, после чего с Луизы официально сняли все обвинения и она получила паспорт.

Англичанам и американцам, которые, к счастью, не испытали оккупации и которые десятилетиями воспитывались в духе свободы, не зная всех ужасов войны, трудно понять ту истину, что оккупация обычно изменяет взгляды людей.

В оккупированных странах девиз одних — «делать бизнес, как прежде», девиз других — «сопротивляться до победного конца». Это две крайности. Но что, например, должен делать высокопоставленный чиновник, если его страна потерпит поражение и будет оккупирована? Должен ли он оставаться на своем посту и продолжать исполнять свои обязанности, тем самым помогая своему народу, но рискуя быть обвиненным в коллаборационизме после освобождения страны? В каждой стране есть горстка людей, которые в первую очередь думают о прибылях и быстро богатеют, активно сотрудничая с врагом, но имеются и патриоты, которые после долгих и мучительных раздумий все же приходят к выводу, что их долг — остаться на своих постах. Врачи, полицейские, гражданские служащие, судьи, священники — это те люди, которым приходится принимать трудные решения. Многие становятся участниками Движения сопротивления в силу только патриотизма, но не меньшее число людей — и из-за политических убеждений. Во Франции, Италии и особенно в Югославии «маки», или партизаны, после войны боролись за идеалы коммунизма так же активно, как боролись с немцами во время войны. Чем больше я работал, тем больше убеждался, что мотивы, движущие людьми, неодинаковы.

Жизнь Луизы после ее возвращения в Голландию, по-видимому, была нелегкой. Я потерял с ней всякую связь, но надеюсь, она здорова и счастлива. После всего того, что ей пришлось пережить, она заслуживает быть счастливой.

Итак, дело Луизы было до крайности запутанным. Была ли она «другом» или «врагом»? Я считал ее «другом», но готов согласиться, что можно доказать обратное. Луиза часто бросалась из одной крайности в другую, но я уверен, что ею руководило желание быть истинной патриоткой.

Вся прелесть этого дела заключалась в том, что оно допускало противоположные мнения и, подобно гениальным решениям, найденным учеными-математиками, исключало простые решения. Но, мне кажется, каждый согласится со мной, что Луиза была «другом», а не «врагом».

На этом я заканчиваю главу, которую начал с утверждения, что женщины не могут быть хорошими шпионками. Луиза обладала всеми необходимыми качествами шпионки. Она была красива, умна, бесстрашна, хорошо знала языки. Но чувства победили в ней рассудок. Если бы Луиза не влюбилась в немецкого офицера в Риме, она никогда не навлекла бы на себя и тени сомнения. Но это была бы куда более скучная история.

Пирамидон является составной частью невидимых чернил, которыми пользовались немецкие шпионы. — Прим. автора.