Через несколько недель я уже достаточно знал о Луизе, чтобы принять определенное решение по ее делу.

Я изложил читателям все факты, чтобы они могли судить, насколько правильными были мои рассуждения, помня, однако, что в военное время поступки людей не всегда логичны.

Чтобы судить о человеке, надо знать его: только тогда можно понять, чем он руководствовался, совершая те или иные поступки. Однако читатель, к сожалению, находится в особом положении.

Я закрылся в своем кабинете, отказавшись принимать кого бы то ни было, и стал размышлять над делом Луизы. У меня не было никаких записей, но благодаря своей удивительной памяти я держал в голове все факты. Я рассуждал так.

A. Следователи из MI-5 и английская разведка в Риме признавали, что Луиза до своего прибытия в Рим была истинной патриоткой. Я был согласен с ними. Она, по-видимому, последовала совету герра Ларха притвориться уверовавшей в нацистскую философию, чтобы сократить срок тюремного заключения. За поведение Луизы в шпионской школе, несмотря на ее связь с инструктором, ручались ее соотечественники.

Б. Она отказалась бежать из Рима с любовником-немцем. Факт в ее пользу.

B. Однако кто знает, что она действительно отказалась бежать с ним? Вполне возможно, что он и не предлагал ей бежать. Тогда пункт «В» исключает вывод, сделанный в пункте «Б». Зайдя в тупик, я вернулся к другим моментам.

Г. Предположим худшее — Луиза была нацистской шпионкой и находилась под влиянием своего любовника — немецкого офицера. Но почему тогда она сразу же явилась к английским военным властям?

Поступив так, она рисковала очутиться за решеткой и лишалась всякой возможности передавать немцам информацию. Будучи очень умной девушкой, она прекрасно понимала, что за ней будут постоянно следить и что она не сможет тайно пользоваться своим передатчиком.

Д. Если Луиза действительно являлась немецкой шпионкой, то шаг, который она сделала, был наихудшим, учитывая причины, указанные в пункте «Г». Для нее, немецкой шпионки, оставалось только два пути:

1. Пытаться посылать донесения в соответствии с полученными инструкциями.

2. Ничего не делать, если в последний момент у нее не выдержат нервы. Но если бы в последний момент у нее действительно не выдержали нервы, она не отказалась бы от предложения бежать, допуская, что ее любовник делал ей такое предложение.

Е. В моем рассуждении есть одно слабое место. Умная девушка, Луиза прекрасно понимала, что ей нельзя сидеть сложа руки: ведь почти все знакомые итальянцы знали о ее близких отношениях с немецким подполковником. И они, конечно, рассказали бы об этом английской разведке, которая немедленно допросила бы Луизу. Поэтому ее своевременная добровольная явка в английскую разведку была умным шагом с ее стороны, но в то же время свидетельствовала о том, что Луиза являлась немецкой шпионкой.

Ж. Есть аргумент, который опровергает предыдущий вывод. Если бы Луиза ничего не делала, дожидаясь, когда ее схватит английская разведка, то в этом случае на допросе ей нужно было сказать следующее: «Да, я согласилась остаться здесь в качестве немецкого тайного агента: у меня не было иного выбора. Но с того времени, как немцы оставили город, я не послала им ни одного сообщения, это может подтвердить ваша служба радиоподслушивания. Я уничтожила передатчик, как только ушли немцы. (Безусловно, она должна была сделать это в присутствии надежных свидетелей.) Мне казалось, что для меня было лучше всего дождаться, когда вы сами найдете меня». Потом она могла бы рассказать о себе: о подпольной работе, смертном приговоре, замененном принудительным трудом, об уловке, к которой она прибегла, чтобы заслужить доверие нацистов, о немецкой школе шпионажа и так далее. Все факты говорили бы в ее пользу, и, несомненно, английская разведка поверила бы ей.

Читатель, вероятно, уже понял, что в своих рассуждениях я пользуюсь методом исключений: если Луиза являлась немецкой шпионкой, она не должна была являться в английскую разведку сразу же после того, как союзные войска заняли Рим. Такой поступок был бы опрометчивым с ее стороны и не вязался бы со всеми ее расчетливыми и умными действиями, если исключить, что она искренне хотела помочь союзникам, предоставив в их распоряжение себя и всю ту ценную информацию, которой обладала. Однако два существенных факта говорили против нее. Один — передача дважды буквы Z в одном из пяти радиосообщений; другой — ее любовная связь с немецким подполковником. Я решил сосредоточить свое внимание на этих фактах.

В пользу Луизы говорил тот факт, что четыре из пяти сообщений, переданных ею, были одобрены. Вполне возможно, что ошибки она сделала по неопытности или потому, что радиопередатчик был неисправен. И с этой точки зрения ее объяснение в защиту себя звучит правдоподобно. Но допустим худшее: Луиза — немецкая шпионка — сознательно передала эти две буквы. Эти буквы могли предупредить немцев, что Луиза попала в руки союзников и что поэтому переданное ею сообщение не следует принимать во внимание. Но это была бы только пассивная помощь немцам. И если данное предположение верно, то почему же тогда она исказила только одно сообщение? Кажется невероятным, что хорошо подготовленный и решительный тайный агент, который всегда действовал очень умно, мог допустить, чтобы его хозяева думали, что четыре сообщения из пяти были правильными и только одно — ложным. Следует заметить, что предполагаемое предупреждение немцам было сделано только во время передачи четвертого сообщения. Если бы Луиза действительно была немецким тайным агентом, она раньше предупредила бы своих хозяев, что передает ложные сообщения и делает это по принуждению. Другими словами, эту букву Z она передала бы в первом или, в крайнем случае, во втором сообщении. Если Луиза — немецкая шпионка, тогда почему она медлила с передачей предупреждения немцам? Таким образом, логика на стороне Луизы: она не немецкая шпионка.

Теперь мы подошли к последнему моменту — ее любовной связи с немецким офицером. Эта связь, по словам Луизы, была следствием не только физического влечения, но и чувств. Луиза призналась мне, что она «жаждала этой любви». Но разве женщина может любить мужчину и не одобрять его принципов и взглядов? Здесь есть некоторая натянутость, но она останется, если допустить, что женщина часто влюбляется в мужчину независимо от его взглядов и убеждений. Существует много дружных супружеских пар, где муж и жена любят друг друга, но где он голосует за консерваторов, а она — за лейбористов. Каждый, вероятно, знает немало счастливых супружеских пар, где мужья увлекаются гольфом или играют в бридж, тогда как их жены не могут отличить первого от второго. Нередки случаи, когда католички вступают в брак с протестантами. Короче говоря, женщина влюбляется в мужчину независимо от его убеждений.

Мне кажется, что любовная связь Луизы с немецким подполковником была для нее своего рода отдушиной. Все говорит за то, что в действительности она не любила подполковника. Если бы Луиза любила его, она вряд ли говорила бы о нем так прямо. Связь с ярым нацистом была для Луизы своего рода спасательным поясом в этом море переживаний, а не чем-то глубоким и постоянным, что могло бы в корне изменить ее взгляды. Таков был мой окончательный вывод.

После нескольких дней размышлений я пришел к заключению, что Луиза истинная патриотка, а не немецкий тайный агент, и рекомендовал голландскому правительству ходатайствовать перед английскими властями об ее освобождении.

Однако английские власти не разделяли полностью мою точку зрения. (Следует заметить, что, хотя в то время я не сомневался в искренности Луизы, факты, на которых я построил свою теорию, позволяли делать самые различные выводы. Они давали возможность придерживаться точки зрения, диаметрально противоположной моей.) И хотя голландские власти дополнили свое ходатайство моей длинной нотой, английская контрразведка считала, что подозрения с Луизы еще не могут быть сняты. Однако после длительной переписки английские власти согласились освободить ее при условии, что она немедленно вылетит в Голландию в сопровождении английского и голландского представителей. Это не рассматривалось как официальная высылка Луизы из страны, но таково было их условие.

И вот в один из солнечных летних дней 1945 года надзирательница тюрьмы доставила Луизу на аэродром, где передала ее мне и английскому офицеру. Луиза сразу же села в ожидавший нас самолет, который быстро поднялся в воздух. Он приземлился в аэропорту вблизи Вассенара, где нас ждала служебная