цивилизации. Мифу о России, отклонившейся от нормального исторического пути, – мифу, который был навязан всей Европе Кюстином, – приходит конец. И названные выше историки, и французская публика, жаждущая узнать побольше о России, твердо знают: эта страна ничем не хуже всех прочих. Русских, как выясняется в это время, отличает наличие «славянской души», однако отличает не в худшую, а в лучшую сторону. О «славянской душе» первым заговорил Эжен Мельхиор де Вогюэ в книге «Русский роман»: она вышла в 1887 году и имела успех ничуть не меньший, чем тот, какой четыре десятка лет назад выпал на долю книги Кюстина.
Триумфально избранный во Французскую академию через год после выхода «Русского романа», Вогюэ использовал обретенную благодаря этому известность для того, чтобы придать еще больший вес своим идеям. Теперь французы уже не считают Россию страной ни на что не способных пьяниц и бездельников; Россия – это родина Пушкина, Тургенева, Толстого и многих других писателей, воплощающих в себе русский дух; Вогюэ надеется, что они окажут влияние на французскую литературу и помогут ей противостоять гибельным обольщениям натурализма. Итак, в конце XIX столетия Россия не только не кажется больше исключением из исторических правил, страной отсталой и страдающей от недостатка культуры, но, напротив, служит символом культурного расцвета, а то и образцом для подражания. Важную роль играют также экономические реформы, начатые в царствование Александра III и позволившие России до начала Первой мировой войны развиваться с неслыханной скоростью и интенсивностью. Таким образом, Россия привлекает французов сразу по трем причинам: в ней видят, во- первых, выгодный объект для вложения денежных средств, во-вторых, незаменимую союзницу в борьбе против Германии, которая с каждым днем становится все более и более опасной, и наконец, страну, которая благодаря «славянской душе», окончательно пленившей французов, сумела создать замечательную культуру. До самого начала Первой мировой войны во Франции царит мода на Россию, причем зачарованность русской культурой играет в этом далеко не последнюю роль. Чтобы понять, какую существенную эволюцию претерпело отношение французов к России в течение столетия, достаточно заглянуть в Кюстина, а еще лучше – в книгу Жермены де Сталь «Десять лет в изгнании», вышедшую в 1821 году и описывающую Россию, какой она предстала писательнице в 1812 году. Сталь утверждает, что в России нет «ни поэзии, ни красноречия, ни литературы». А ведь она нашла в России защиту от наполеоновского деспотизма и сохранила об этой стране самые счастливые воспоминания. Однако русской культуры эта в высшей степени культурная женщина разглядеть не сумела.
Конец неустанным стараниям французов понять далекую Россию кладет война 1914 года. В этот момент все мифы о России, каким французы верили начиная с XVII века, утрачивают свое влияние; их место занимает уверенность в необходимости союза с Россией. Хотя в начале XX века русское искусство переживает неслыханный расцвет, ставящий Россию в этом отношении впереди всех прочих европейских стран, об этом никто не вспоминает; теперь главное – военная мощь России. Катастрофа 1914 года наступила так быстро, что французы не успели вполне осознать, как далеко ушла Россия Серебряного века в своих художественных поисках, как сильно она опередила Европу. Россия как страна ультрасовременной культуры – этот миф не смог укорениться во французском общественном мнении до Первой мировой войны, а революция 1917 года заставила надолго забыть о том уникальном периоде в истории русской цивилизации, каким стало начало XX века.
В течение семи с лишком десятков лет искусство серебряного века, забытое, оболганное, пребывающее под запретом, интересовало лишь одиноких ученых, влюбленных в Россию. И только сегодня это русское чудо смогло занять свое место в представлениях французов о России и внести последний, чрезвычайно важный штрих в облик этой страны, которая никогда не оставляла французов равнодушными.
Перевод с французского Веры Милъчипой
Русский МИФ о Франции
Роман Якобсон
Изучение национальных характеров – дело неблагодарное. Любые соображения о духе того или иного народа, высказанные представителем этого народа, рискуют сбиться на проповедь pro domo [в свою пользу – лат.]. Вяземский по поводу типичных высказываний французов о Франции приводил анекдот, слышанный от Пушкина: «Какой папенька умный, какой папенька храбрый! Как папеньку Государь любит! – Кто тебе все это сказал? – спросили его однажды. – Папенька, – отвечал
