Она ясно понимала, что сейчас важно только одно.
— Никогда не признавайся Эдмунду, — сказала она.
Вирджиния высморкалась в промокший платок.
— И это все, что вы мне скажете?
— Это самое главное.
— Ни слова осуждения, ни упрека?
— То, что произошло, меня не касается.
— Это была ошибка.
— Но при сложившихся обстоятельствах тебя вполне можно понять.
— Ах, Ви… — Вирджиния соскользнула с кресла на пол и, встав на колени, обняла Вайолет, спрятала лицо у нее на груди. — Мне так скверно, простите меня.
Вайолет положила руку ей на голову.
— Все мы люди.
Обе замерли в этом положении, им было отрадно друг с другом. Наконец Вирджиния перестала рыдать, разжала руки и, сев на пол, решительно высморкалась — все, довольно слез.
— И еще одну вещь я хотела сказать вам. Когда Эдмунд вернется и пройдет бал, я ненадолго уеду на Лонг-Айленд, поживу у бабушки с дедушкой. Мне просто нужно уехать. Я уже давно собиралась, да все никак не получалось, а теперь Генри у меня больше нет, самое подходящее время навестить их.
— А Эдмунд?
— Эдмунд… Эдмунд может пожить с вами.
— Когда ты хочешь уехать?
— Может быть, на той неделе.
— Мудрое ли это решение?
— А вы как считаете?
— Не забывай, от жизни не убежать, как не убежать от вины.
— А жизнь — это роман Пандоры и Эдмунда, да?
— Я этого не говорила.
— Но подразумевали, верно? Вы только что сказали мне, что она с детства была влюблена в Эдмунда. Годы не испортили ее, сейчас она так же красива, как была в восемнадцать. И их связывает то, чего у нас с Эдмундом нет, — множество воспоминаний юности. Как ни странно, оказывается, они самые прочные и самые важные.
— Самое важное для него — ты, и ты не должна сейчас оставлять Эдмунда, поверь мне.
— Раньше я никогда его не ревновала. Он без конца уезжал, я оставалась одна и была совершенно спокойна, ни тени сомнений и подозрений. Я даже шутила, что он может мне изменять сколько угодно, мне это безразлично, лишь бы я ничего не знала. Но теперь мне не до шуток. Если что-то произойдет, пусть не у меня на глазах.
— Ты плохо знаешь своих друзей. Неужели ты думаешь, Вирджиния, что Арчи позволит случиться беде?
— О, если Эдмунд что-то задумал, Арчи его не остановит.
— Пандора приехала в Крой не навек.
— Но сейчас она здесь. А для меня самое страшное то, что происходит сейчас.
— Ты ее ненавидишь?
— Нет, по-моему, она очаровательная.
— Но не доверяешь ей?
— Сейчас я никому не доверяю, и в первую очередь себе. Мне нужно отойти в сторону, произвести переоценку ценностей, увидеть все в истинном свете.
— И все же я считаю, что тебе не надо уезжать.
— А я считаю, надо.
Они все сказали друг другу. Вайолет вздохнула.
— Тогда не будем больше говорить об этом. Спустимся на землю и подумаем, что нам делать. Лотти должна вернуться в лечебницу, в этом нет сомнений. Она закоренелая пакостница, и я боюсь за Эди. Я немедленно ею займусь, а пока я буду звонить, ты пойди умойся, причешись, найди в столовой бренди, он в шкафу, и прихвати две рюмки. Выпьем с тобой по глоточку для поддержания сил, нам станет спокойней и легче.
Вирджиния послушно ушла в ванную, а Вайолет поднялась из кресла, подошла к своему столу, нашла телефон психиатрической больницы в Релкирке, набрала номер и попросила соединить ее с доктором Мартином. Ей пришлось немного подождать, пока телефонистка вызывала его, но вот в трубке раздался его голос:
— Доктор Мартин слушает.
Вайолет стала объяснять, кто она и какое отношение к ней имеет Лотти Карстерс.
— Доктор Мартин, вы вспоминаете, о ком я говорю?
— Да, конечно.
— Боюсь, ее нельзя больше держать на свободе. Она ведет себя совершенно неадекватно, причиняет окружающим массу беспокойств и вызывает тревогу, спокойная мирная жизнь в деревне нарушена. Что касается мисс Финдхорн, которая взяла на себя заботы о сестре, я вижу, что ей такая ответственность не по силам. Она женщина немолодая, а с Лотти Карстерс глаз нельзя спускать.
— Да, — задумчиво произнес доктор, — понимаю.
— Мне кажется, вы не удивлены.
— Нет, не удивлен. Я выписал ее из больницы и поручил заботам мисс Финдхорн в надежде, что жизнь в семье, среди нормальных людей, в какой-то степени поможет восстановлению ее душевного здоровья. В таких случаях всегда идешь на риск.
— Судя по всему, ваша надежда не оправдалась.
— Что ж, я понимаю.
— Вы возьмете ее обратно в клинику?
— Конечно, я поговорю со старшей сестрой отделения. Вы сможете привезти мисс Карстерс к нам? Нам ничего не стоит прислать за ней «скорую помощь», но мне кажется, лучше обойтись без нее. И, пожалуйста, попросите приехать мисс Финдхорн, ведь она ближайшая родственница больной.
— Непременно. Мы появимся у вас сегодня к вечеру.
— Если возникнут затруднения, дайте мне знать.
— Обязательно, — пообещала Вайолет и положила трубку.
Весть о том, что судьба Лотти решена и сегодня же к вечеру она будет снова водворена в клинику Королевского общества психиатров в Релкирке, приободрила Вирджинию гораздо больше, чем глоток лучшего бренди Вайолет.
— Когда вы ее повезете?
— Прямо сейчас. — Вайолет уже надела другие туфли и застегивала жакет.
— А вдруг Лотти заартачится?
— Не заартачится.
— Вдруг с ней в дороге приключится припадок, вдруг она попытается задушить вас?
— С нами будет Эди, она ее успокоит. Для Эди это избавление. Она не станет возражать.
— Я бы поехала с вами, только…
— Ну уж нет, кому-кому, а тебе надо держаться от Лотти подальше.
— Вы позвоните мне, когда все будет улажено?
— Обязательно.
— Будьте осторожны. — Вирджиния обняла Вайолет и поцеловала. — Как мне вас благодарить? Я очень люблю вас, Ви, но как-то все не решалась сказать.
Вайолет была растрогана, но сейчас ее больше волновало другое.
— Дорогая моя девочка… — она рассеянно потрепала Вирджинию по плечу, вся поглощенная мыслями о Лотти и об Эди. — Увидимся завтра на пикнике.
— Да, конечно. Мы приедем с Алексой и Ноэлем.