старомодные моряцкие штаны.

Увидев ее, он прекратил махать метлой, и Вирджиния спросила:

— Простите, а где мистер Филипс?

— Вообще-то, где-то тут… наверное, за домом.

— Мы пойдем его поищем.

Они снова прошли через ворота и двинулись по тропинке, протоптанной между домом и заросшим палисадником, в котором Юстас угощал ее пирогом. На крыльце в пятне солнечного света грелась полосатая кошка. Кара присела на корточки и стала ее гладить, а Вирджиния постучала в дверь. Послышались шаги; дверь распахнулась и Вирджиния увидела невысокую полную женщину в темном платье и цветастом фартуке. При взгляде на нее у Вирджинии в голове невольно промелькнула мысль об уютном кресле в темной обивке с цветастой накидкой. Из-за спины женщины, из кухни, доносились аппетитные запахи, напоминавшие о злополучном обеде в прошлое воскресенье.

— Да?

— Я Вирджиния Кейли… из Бозифика…

— О, да!

Ее румяное лицо растянулось в улыбке, отчего щеки стали еще более выпуклыми.

— Вы, наверное, миссис Томас?

— Совершенно верно. А это ваши детки, так ведь?

— Да. Кара и Николас. Нам ужасно неловко, что мы сразу не пришли вас поблагодарить. Я хочу сказать — за то, что убрали в доме и оставили нам молоко и яйца, и за дрова и вообще…

— Поверьте, я тут не при чем. Я просто немного прибрала в доме и открыла окна. Это все Юстас: он привез дрова — погрузил их в прицеп своего трактора. Яйца и молоко тоже он оставил. Мы подумали, у вас не было времени как следует все там устроить, прежде чем отправляться в Лондон… а приезжать в неухоженный дом — это так печально, мы просто не могли этого допустить.

— Мы бы раньше пришли, но я решила, что это миссис Лингард…

— Вы хотите повидаться с Юстасом, так ведь? Он в огороде, за домом, пошел накопать для меня ведерко картошки. — Она улыбнулась Каре. — Тебе нравится кошечка?

— Да, она ужасно милая.

— У нее в амбаре котята. Хочешь посмотреть?

— А она не разозлится?

— Нет, конечно. Пойдем со мной, миссис Томас покажет тебе, где они прячутся.

Она направилась к амбару, и дети бросились за ней, ни разу не оглянувшись на мать, — так им хотелось поскорее увидеть котят. Оставшись в одиночестве, Вирджиния прошла по тропинке к калитке с аркой, увитой плющом. Синяя рубаха Юстаса мелькала за шпалерами, по которым вился сладкий горошек, и она пошла туда и обнаружила его, копающего картошку. Картофелины были круглые, белые и гладкие словно морская галька, а земля на разломе — темная и рыхлая словно горячий шоколадный пирог.

— Юстас!

Он посмотрел через плечо и увидел ее. Она ждала, что он улыбнется, но Юстас не улыбнулся. Вирджиния подумала, что он, может быть, до сих пор на нее обижен. Он распрямил спину и оперся на черенок лопаты.

— Привет, — сказал он, удивленный ее внезапным появлением.

— Я пришла тебя поблагодарить. И извиниться.

Он перебросил черенок из одной руки в другую.

— За что же?

— Я не знала, что это ты привез дрова, и разжег огонь, и все остальное. Я думала, это Элис Лингард. Иначе мы пришли бы раньше.

— Ах вот в чем дело, — сказал Юстас, как будто ей следовало извиниться за что-то совсем другое.

— Ты был к нам так добр! Принес молоко и яйца, и вообще… Дом стал совсем другим. — Она остановилась в страхе, что ее слова покажутся ему неискренними. — Но как ты попал гуда?

Юстас воткнул острие лопаты в землю и подошел поближе к ней.

— У меня был ключ. Когда моя мама только вышла замуж, она иногда ходила в Бозифик, помогала старому мистеру Крейну по хозяйству. Жена его болела, так что мама делала у них уборку. Он дал ей ключ, она повесила его на крючок в буфете — там он с тех пор и висел.

Он встал рядом с Вирджинией и посмотрел на нее сверху вниз, а потом внезапно улыбнулся, в его глазах заиграли веселые искорки, и она поняла, что ее опасения были напрасны: он на нее совсем не обижался. Он сказал:

— Итак, ты все-таки арендовала дом.

Вирджиния поспешно ответила:

— Да.

— Я здорово жалел, что наговорил тебе столько неприятных вещей, — ты наверняка расстроилась. Я вышел из себя. Не следовало мне так поступать.

— Ты был прав. Именно это мне и требовалось, чтобы сделать решительный шаг.

— Вот почему я привез дрова и продукты… Подумал, это самое малое, что я могу сделать. Вам понадобится еще молоко…

— А не могли бы мы получать молоко каждый день?

— Если кто-то будет за ним приходить.

— Конечно — я или кто-то из детей. Я сразу не поняла, но через поле здесь идти всего пару минут.

Они потихоньку пошли обратно к калитке.

— Дети тоже здесь?

— Миссис Томас пригласила их посмотреть котят.

Юстас рассмеялся.

— Они не захотят с ними расставаться, так что готовься! Эта полосатая проныра окрутила сиамского кота из домика у дороги, так что котята получились — глаз не оторвать, ты таких никогда не видела. — Он распахнул калитку, пропуская Вирджинию вперед. — С голубыми глазками и…

Он остановился, заметив поверх ее головы Кару и Николаса: дети медленно, осторожно выходили из амбара, прижав к груди сложенные ковшиком ладони и умиленно склонив головы.

— Что я тебе говорил? — сказал Юстас и захлопнул калитку.

Дети тихонько шли по лужайке, погружаясь где по щиколотку, а где и по колено в заросли подорожника и больших белых ромашек. В какой-то момент Вирджиния взглянула на них другими глазами, глазами Юстаса, словно видела в первый раз. Две головки — светлая и темная, две пары глаз — голубые и карие. Солнце отражалось у Кары в очках, и они сверкали словно фары маленького автомобильчика; новые джинсы, купленные на вырост, сползли, и крепкую круглую попку Николаса закрывал выбившийся наружу подол рубашки.

От любви к ним у Вирджинии сдавило горло, непролитые слезы навернулись на глаза. Дети были такие беззащитные, уязвимые, и почему-то ей стало очень важно, чтобы они произвели на Юстаса хорошее впечатление.

Николас заметил ее.

— Мамочка, смотри что у нас есть! Миссис Томас сказала, мы можем вынести их на улицу.

— Да, — подхватила Кара, — они совсем крошечные, и у них такие глазки…

Тут она увидела Юстаса, стоящего позади матери, и замерла на месте. Лицо ее застыло, но глаза внимательно рассматривали его через стекла очков.

Николас как ни в чем не бывало продолжал:

— Мамочка, мама, ты только посмотри! Он такой пушистенький и на лапах у него коготки! Только я не знаю, мальчик это или девочка. Миссис Томас сказала, она не знает, как определить.

Он поднял глаза и заметил Юстаса — обезоруживающая улыбка сразу вспыхнула у него на лице.

— Они только что перестали сосать мамино молочко. Миссис Томас сказала, что их мама совсем отощала. Она налила молока в блюдечко, и они его лакали — у них такие крошечные язычки! — сообщил он