— И маленькие дорожные часы.
— Они тоже всегда путешествовали со мной. Их оставил мне мой крестный отец. А одна вещь, возможно, действительно ценная — вон та маленькая картина.
Она висела по левую сторону от камина, и Оскар надел очки, чтобы лучше ее разглядеть.
— Где вы ее приобрели?
— Это подарок одного актера. Мы с ним участвовали в новой постановке «Сенной лихорадки» в Чичестере, и под конец сезона он сказал, что хочет, чтобы эта картина была у меня. Он откопал ее в какой- то лавке и, думаю, не так уж много за нее заплатил, но был уверен, что это Дэвид Уилки.
— Сэр Дэвид Уилки? — Оскар нахмурился. — Ценная вещь. Но почему он отдал ее вам?
— В благодарность за то, что я штопала ему носки, — невозмутимо ответила Элфрида.
Оскар снова повернулся к картине. На небольшом пространстве — двенадцать на восемь дюймов — была изображена пожилая пара в одеждах восемнадцатого века, сидящая за столом, на котором лежит огромная Библия в кожаном переплете. Фон приглушен, мужчина в темном костюме, а женщина в красном платье, канареечно-желтой шали, накинутой на плечи, и белом капоре с оборками и лентами.
— Мне кажется, что она собралась на какой-то веселый праздник.
— Вне всякого сомнения. Элфрида, вам все-таки следует запирать входную дверь.
— Наверное.
— Картина застрахована?
— Она сама — моя страховка. На черный день.
— Значит, это талисман? — Оскар улыбнулся и снял очки. — Мне кажется, Элфрида, у вас особый дар: вы так удачно подбираете себе вещи, что все вместе они выглядят удивительно мило. Уверен, здесь нет ни одной, которую бы вы не считали прекрасной или полезной.
— Оскар, вы говорите мне приятнейшие слова.
В этот момент из кухни донесся свист чайника. Элфрида пошла снять его с горелки, и Оскар последовал за ней. Он смотрел, как она заваривает чай в круглом коричневом чайнике.
— Пусть настоится хорошенько. Вот лимон, если хотите. А еще есть имбирный пряник, только он немного подсох.
— Чудесно! — Оскар выдвинул стул и уселся на него с явным облегчением, точно у него устали ноги.
Элфрида устроилась напротив и стала разрезать пряник.
— Оскар, — сказала она, — я уезжаю.
Он не ответил. Она подняла глаза и увидела на его лице удивление и испуг.
— Навсегда? — спросил он.
— Конечно же нет.
— Слава Богу! Вы меня здорово напугали.
— Я уже никогда не покину Дибтон, я же вам говорила. Я приехала сюда провести сумеречные годы. Но пора немного отдохнуть.
— Вы устали?
— Нет, но осень всегда действует на меня угнетающе. Она — словно какая-то тоскливая полоса между летом и Рождеством. Мертвый сезон. К тому же приближается мой день рождения. Шестьдесят два. Так что самое время для перемен.
— Разумное решение. Это пойдет вам на пользу. Куда же вы едете?
— На самый кончик Корнуолла.[5] Туда, где чихнешь — и рискуешь свалиться со скалы в Атлантический океан.
— Корнуолл? — На лице Оскара отразилось изумление. — Почему Корнуолл?
— Потому что там живет мой кузен. Зовут его Джеффри Саттон, и он ровно на два года моложе меня. Мы с ним давние друзья. Он из тех милых людей, которым можно запросто позвонить и сказать: «Я хочу приехать и пожить у тебя». И он наверняка ответит: «Приезжай». Причем так, что веришь: действительно этому рад. Так что мы с Горацио завтра выезжаем.
Оскар в сомнении покачал головой.
— Никогда не слышал, что у вас есть кузен. И вообще какие-то родственники.
— Что ж я, по-вашему, родилась от непорочного зачатия?
— Да нет. Просто я удивлен.
— Я не часто вспоминаю о своей семье. — Элфрида сбавила тон. — Живу сама по себе. Но Джеффри — особенный родственник. Мы с ним не теряем связь.
— У него есть жена?
— Даже две. Правда, первая уже в прошлом. Это была настоящая головная боль по имени Доди. Думаю, его пленило ее хорошенькое личико и беззащитность, но вскоре выяснилось, что он связал себя узами брака с жуткой эгоисткой и бездельницей. Она стремилась под любым предлогом ускользнуть из дома, и Джеффри тратил чуть ли не весь заработок на оплату кухарок и нянь для дочерей.
— И что же произошло с их браком? — с интересом спросил Оскар.
— Когда девочки выросли, получили образование и сами начали зарабатывать деньги, Джеффри ушел. К Серене. Она прелестная женщина, намного моложе его. Работала цветочницей, делала букеты для всяких там званых вечеров и прочее. Джеффри знал ее давно. Он ушел от жены и с работы одновременно и уехал с Сереной подальше от Лондона. Когда кончился пренеприятный бракоразводный процесс, женился. У них есть сын и дочь. Живут они скромно, разводят кур и летом пускают туристов. Постель и завтрак.
— Счастливы?
— О да!
— А дочери от первого брака?
— Я потеряла с ними связь. Старшую зовут Никола. Она вышла замуж, родила ребенка. Неприятная особа, вечно всем была недовольна и жаловалась, что судьба к ней несправедлива. По-моему, она всегда завидовала Кэрри.
— Родной сестре?
— Именно. А вот Кэрри — прелесть. Вся в Джеффри. Лет десять назад, когда мне делали операцию, она приехала и шесть недель ухаживала за мной. Я тогда жила в маленькой квартирке в Патни. Кэрри все взяла в свои руки, и мне было с ней очень хорошо. — Элфрида нахмурилась, что-то подсчитывая в уме. — Сейчас ей должно быть около тридцати.
— Она замужем?
— Не думаю. Знаю, что она жила в Австрии, работала в туристической компании, инструктором по лыжам. Больше всего на свете она любила лыжный спорт. Что бы там ни было, я уверена — Кэрри счастлива. Кажется, чай заварился. — Элфрида наполнила кружку Оскара и отрезала ломтик пряника. — Так что у меня есть родственники, хотя и не очень близкие. — Элфрида улыбнулась. — А у вас?
Оскар поскреб в затылке.
— Как и вы, я не очень хорошо представляю, где они сейчас находятся и чем занимаются.
— Расскажите.
— Ну… — он задумчиво жевал пряник, — моя бабушка была шотландкой. Как вам для начала?
— Неплохо!
— У нее был дом в Сазерленде, большое поместье, ферма.
— Состоятельная леди.
— Обычно я проводил у нее летние каникулы, но она умерла, когда мне было шестнадцать лет, и больше я туда не ездил.
— Как называлось поместье?
— Корридэйл.
— Наверное, дом был огромный?
— Да нет. Но очень удобный. Мне запомнились сытная еда, резиновые сапоги и удочки, разбросанные по всему дому. И чудесные запахи: цветов, пчелиного воска — им полировали мебель, аромат поджаривающихся тетеревов и куропаток.
— Восхитительно! Даже слюнки текут. Ваша бабушка наверняка попала в рай.
— Не знаю. Хотя она была необычайно талантлива и ни на что не претендовала.