— Надеюсь, Билликлиф дотянет до больницы.

— Вот так утро тебе выдалось!

— Но я рад, что зашел к нему. — Он улыбнулся. — А как ты? Какие еще новости, кроме покупки тостера?

— У меня было чудесное утро. Гораздо лучше, чем у тебя. Я написала письмо Гектору, и меня посетила Табита Кеннеди. Мне нужно столько тебе рассказать!

— Тогда расскажешь за ланчем. Мне нужно поднять настроение. Давай устроим праздник в честь чистой совести и щедрости Гектора. Пойдем в паб, съедим по сэндвичу или, может, по куску пирога, и я угощу тебя джином с тоником. Мы выпьем за… нас!

Ланч. В пабе!

— Ты это серьезно?

— Конечно.

— Ах, Оскар! — на какое-то мгновение Элфриде показалось, что она сейчас заплачет, но вместо этого она обошла стол и крепко его обняла.

Это был действительно хороший день.

Поздно позавтракав и, как всегда, тепло одевшись, Оскар вышел на улицу и направился к газетному киоску, чтобы забрать еженедельный груз воскресных газет. Городок был пуст и тих, ни одной машины. Раздавались только крики чаек и галок. День был яркий, солнечный, без единого облачка, без малейшего ветерка. Все закоченело от холода, и шаги Оскара гулко раздавались на пустынной мостовой. Он чувствовал себя одиноким исследователем Арктики.

Вернувшись, он встретил Элфриду и Горацио, отправлявшихся в долгую прогулку по берегу. На голове Элфриды была шерстяная шапка, похожая на грелку для чайника, которую она низко натянула на уши, и теплая накидка из пледовой ткани с кистями внизу.

Она позвала Оскара составить им компанию, но он отклонил приглашение, потому что хотел поскорее узнать о лондонских новостях: картинных галереях, опере, концертах. Он с удовольствием читал также вести для садоводов. То, что совершается в мире, его не интересовало.

— Вы надолго уходите? — спросил он Элфриду.

— Вернемся вовремя, чтобы поджарить твою котлету. А в духовке стоит рисовый пудинг.

Оскар любил рисовый пудинг. Элфрида уже готовила его вчера, великолепный сливочный пудинг, чуть сдобренный лимонной цедрой.

— А куда вы направляетесь?

— Погуляем вдоль дюн. А что?

— Если не вернетесь до темноты, я вызову полицейский наряд и отправлюсь на поиски.

— Но я же обещала тебе, что буду осторожна.

— Да уж, пожалуйста.

И они расстались. Оскар вошел в дом и поднялся по лестнице в их величественную гостиную. Он зажег огонь из приготовленной Элфридой растопки, спустился вниз, в чулан, где наполнил корзинку полешками, и вернулся. Если камин топится весь день, то одной корзины не хватает. Оскар уютно устроился и развернул газету на разделе искусств.

Его покой нарушил колокольный звон. Часы на башне пробили половину одиннадцатого утра. Он уронил газету, встал, подошел к окну и сел вполоборота на кушетку, так что видна была улица внизу. В воскресное утро интересно наблюдать, как пустые улицы постепенно, но неуклонно заполняются людьми.

Церковь тоже ожила, готовясь принять еженедельный приток паствы. Главные двери открылись. Церковные служащие, старейшины, или как еще они там называются, в темных костюмах или в шотландских юбочках медленно шествовали от ворот к дверям церкви и исчезали внутри. Оскар узнал мистера У. Дж. Крофта, продавшего Элфриде их новый тостер. Донеслись, словно издалека, звуки органа. «Пусть пасутся овцы в мире». Звуки были глухие, они гасились толстыми каменными стенами, но профессиональный слух Оскара их узнавал, равно как и хорошее качество органа, и компетентное исполнение. А как часто в деревенских церквах органистам приходится мучиться со старым, почти бездыханным инструментом и безголосым хором. Иногда приходится даже громко подпевать, чтобы паства имела хоть приблизительное представление о мелодии.

Оскару не очень нравилось столь близкое соседство церкви, постоянно напоминавшее обо всех, кого он потерял. Глядя, как подъезжают к ней автомобили и стекаются группки людей, он знал, что стоит ему перейти через дорогу — и его понесет прямо к величественным вратам и далее в устремленный к небесам неф.

Окна церкви были высокие, стрельчатые, в готическом стиле. Снаружи краски и узоры цветных витражей казались тусклыми, но Оскар знал, что оценить их сверкающую, как драгоценные камни, красоту можно только изнутри, когда в них преломляются лучи солнца и на вытертые плиты пола ложатся рубиновые, сапфировые и изумрудные пятна.

Возможно, в этом было нечто символическое. Может быть, и вне церковности есть удовольствия, радости и утешение, в которых он, в своем теперешнем состоянии, себе добровольно отказывает?

Это было интересное предположение, но тревожное, и ему не хотелось на нем сосредоточиваться. Оскар отошел от окна и снова уселся у камина с газетой. И все же, когда раздались звуки первого псалма, он опустил газету и невидящим взглядом уставился на огонь.

Благородный, старый, классический рождественский гимн. Оскар вспомнил, как репетировал его с хором в школе, где преподавал, и как умолял детей петь так, словно они действительно веруют в пришествие Надежды и Света.

Он подумал: «Я должен встретиться с Питером Кеннеди». Однако воскресенье — самый занятой день у священника. Может быть, завтра или послезавтра.

А пока… Оскар поправил очки и принялся сосредоточенно читать в «Санди таймс» критическую статью об опере «Фиделио» в постановке Джонатана Миллера в Ковент-Гарден.