— Бедняга. Как же он был одинок. А мы, Оскар, как же мы ужасно к нему относились.

— Но он об этом не знал.

— Прятались, опасаясь, как бы он не пришел в гости.

— Не напоминай мне об этом.

— А что ты будешь делать с домом?

— Не знаю. Еще не успел об этом подумать. Наверное, продам. Но сначала надо освободить его от хлама и, возможно, продезинфицировать.

— А какой он, этот дом?

— Ты же знаешь, видела. Никудышный.

— Нет, я хочу спросить, сколько там комнат? Там есть кухня? Ванная?

— Наверное, если говорить на жаргоне агента по продаже недвижимости, «две сверху, две снизу». Очевидно, после войны пристроили кухню и ванную, где-нибудь сзади.

— А куда выходит фасад?

Оскар должен был сначала поразмыслить.

— Дверь выходит на север, значит, фасад на юг.

— А сад есть?

— Да, небольшой земельный участок. Я плохо помню, но миссис Фергюсон выращивала там картофель и лук-порей. И еще там была яблоня.

С минуту Элфрида молчала, переваривая новость. А затем, к удивлению Оскара, спросила:

— А почему бы тебе туда не переехать?

Оскар воззрился на нее, не веря своим ушам.

— И жить там? В одиночестве?

— Да нет, глупый. Я перееду с тобой.

— Но ты же говорила, что дом ужасный.

— Нет таких домов, которые невозможно переделать. Нет такого жилья, которое нельзя улучшить, увеличить, заново перепланировать и перекрасить. Уверена, что когда там жил лесничий, это был уютный маленький домик. Нам он показался таким ужасным из-за пепельниц с окурками и захватанных грязных стаканов.

— Но у меня есть дом. Вот этот.

— Половина дома. Это недостаточная гарантия стабильности. Ты мог бы продать свою половину и получить семьдесят пять тысяч фунтов, которые можно истратить на ремонт дома майора Билликлифа, и потом жить в нем спокойно и счастливо.

— Ты хочешь, чтобы я продал свою половину дома? Покинул Криган?

— Оскар, не надо так ужасаться. Это действительно удачная мысль. Сэм Ховард хочет приобрести весь дом, а Хьюи Маклеллан спит и видит, как бы отделаться от своей половины. Я знаю, что тебе здесь нравится, и мне тоже, но, согласись, дом большой, почти без мебели, и когда Сэм, Кэрри и Люси уедут, мы снова будем здесь одни, как пара горошин в пустом стручке. И еще, мне кажется, что этот дом предназначен для целой семьи, а не для двух милых старичков вроде нас с тобой. Здесь должна жить молодежь, расти дети…

— Но у Сэма нет детей.

— Сейчас нет, но он обязательно снова женится…

Элфрида не закончила фразы и нерешительно поглядела на Оскара.

— Но не на Кэрри, — произнес он.

— А почему не на Кэрри?

— Не стоит тебе заниматься сватовством.

— Знаешь, от этого трудно удержаться. Они так замечательно подходят друг другу.

— Совершенно не подходят. Он все время проявляет любезность, а она держится отчужденно и колюча, как дрок.

— Она сейчас страдает. А вчера они вместе поехали за елкой и долго не возвращались. Кэрри сказала, что они осматривали Корридэйл, но я не верю, что они два часа подряд ходили там по дорожкам и словом друг с другом не обмолвились.

— Их свело вместе простое стечение обстоятельств.

— Возможно. — Элфрида вздохнула. — Да, наверное, ты прав. Но даже без Кэрри этот дом именно таков, каким должен владеть мужчина вроде Сэма Ховарда. Деловой человек, управляющий фабрикой, уважаемый член общины. Я так и вижу, как он принимает и развлекает здесь партнеров из Японии и Германии, играет в гольф с президентом фирмы, которого пригласил на выходные. А кроме того — и это самое главное, — Сэм действительно жаждет приобрести этот дом в полную собственность. Мне кажется, он чувствует здесь себя на своем месте. Так не лучше ли будет продать свою половину именно ему, а не какому-нибудь чужаку? И положить себе в карман семьдесят пять тысяч?

— Элфрида, я человек бедный. Если я действительно продам свою половину Усадьбы, эти деньги надо будет отложить на черный день. А вдруг у меня начнется старческий маразм? Я не собираюсь ухнуть все деньги на ремонт коттеджа майора Билликлифа и остаться без гроша.

— Но мы же еще не знаем, сколько придется истратить.

— Много.

Однако Элфрида не собиралась сдаваться.

— Тогда, предположим, я продам мой домик в Гэмпшире, и мы используем эти деньги на…

— Нет, — категорически отрезал Оскар.

— Но почему?

— Потому что это твой дом. Это твоя единственная собственность, и ты ни при каких обстоятельствах не должна его продавать. Сдай его, если найдется желающий там жить, но ты никогда и ни за что не должна его продавать.

— Ладно, — покорно согласилась она, и Оскар почувствовал, что чудовищно груб и резок. — Моя идея хороша, но ты, наверное, прав.

Однако вскоре она снова завела ту же волынку.

— Как бы то ни было, новость потрясающая. Ясно одно: мы должны туда поехать и осмотреть этот несчастный, осиротевший дом, от подвала до чердака. И спасти от смерти в снегу машину. А еще собака. Что нам с ней делать? Помнишь, она прямо как собака Баскервилей, выла и ломилась в запертую дверь?

— Честно говоря, я предпочитаю иметь дело с Горацио. Может, мне удастся уговорить Чарли Миллера оставить собаку при себе? Я намекну Розе…

На лестничной площадке зазвонил телефон.

— Черт возьми, ну почему телефоны звонят так не вовремя? — воскликнула Элфрида.

— Не обращай внимания. Притворимся, что нас нет дома.

— Хотела бы я обладать такой силой воли. Увы, не получается.

Элфрида встала и вышла из кухни. Оскар слышал, как она взбежала по лестнице, и настойчивые звонки смолкли.

До него долетел слабый отзвук ее «алло».

Оскар сидел, терпеливо ожидая ее возвращения и примериваясь к странным идеям. Может, она права? Однако если он продаст Усадьбу Сэму, то вырученная сумма будет его единственным капиталом на черный день. Да, разумеется, надо поехать и взглянуть на старый дом майора. Может быть, если его почистить и заново кое-что покрасить, он станет не таким уж скверным, каким показался сначала. И все- таки жить в маленьком, неудобном темном доме после просторной величественной Усадьбы…

Он будет невыносимо скучать по солнечным, полным воздуха комнатам, по ощущению пространства, чувству защищенности и основательности. И ему нелегко будет продать свою часть дома — даже человеку вроде Сэма Ховарда — и навеки расстаться с Усадьбой.

Наверху Элфрида все еще разговаривала. Он слышал звук ее голоса, но слов не разбирал. Время от времени она замолкала, а потом снова начинала говорить. Оскар понятия не имел, с кем это она болтает, и только надеялся, что ей не сообщат какую-нибудь дурную или тревожную новость.

Он допил свой джин с тоником. Встав, чтобы ополоснуть стакан в раковине, он вспомнил о двух