Метка, показывающая уровень воды во время наводнения, достигала почти пяти футов. Выше нее сохранились красивые обои, а ниже они отклеились и свисали со стен безобразными лохмотьями. Пол тоже был сильно поврежден: старые доски сгнили и провалились; сквозь зияющие дыры виднелись балки, черные провалы и далеко внизу — стены фундамента. Воздух был пропитан удушливым запахом сырости и плесени.
— Здесь находилась приемная для посетителей, ведь так важно сразу произвести хорошее впечатление. Она была прекрасно меблирована и устлана коврами, на стенах висели портреты Мактаггертов, основателей фабрики. Видите, сохранился только лепной карниз, а все остальное после наводнения пришло в такое состояние, что восстановлению не подлежало и было вывезено на свалку.
— Долго ли ждали, когда спадет вода?
— Примерно, неделю. Как только стало возможно, установили промышленные вентиляторы, пытались просушить вещи, но было поздно — спасти ничего не удалось.
— А раньше река разливалась?
— Только однажды. Примерно пятьдесят лет назад. После этого возвели дамбу и шлюз, чтобы регулировать уровень воды. Но на этот раз дожди шли беспрерывно, а тут еще необычайно высокий морской прилив, и река просто вырвалась из берегов.
— Трудно представить.
— Да. Идемте посмотрим, только осторожно, чтобы не провалиться под пол.
Сэм отворил дверь, которая находилась в глубине холла. Кэрри шла за ним. Они попали в просторное, как склад, помещение с полом из каменных плит; свет сюда проникал сквозь стеклянную крышу. Пусто, гулко и пронизывающе холодно. По всему было видно, что это фабричное помещение, о чем свидетельствовали и вмонтированные в пол рамы, на которых когда-то стояли ткацкие станки. Вдоль дальней стены открытая деревянная лестница вела наверх, на галерею.
Заброшенность, уныние, запустение.
— Что здесь делали? — спросила Кэрри, и ее голос эхом отдался от грязных, голых стен и высокого потолка.
— Это ткацкий цех. Фергюс Скиннер — это он управлял фабрикой, когда случилось наводнение, — рассказал мне, что произошло. В ту ночь они работали допоздна, пытались сделать хоть что-нибудь. Надеялись, что вода пойдет на убыль, но не тут-то было. Самый большой финансовый урон нанесла гибель готовой продукции, упакованной и предназначенной к отправке. Фергюс сказал, что, когда он пробрался в контору, вода была ему по грудь. Компьютеры утонули, а в коридоре плавали документы, их туда вынесло водой… Как только вода спала, рабочие принялись спасать, что можно. Отчаянная, но почти безнадежная попытка. Половину всего парка машин можно было пускать на слом, в том числе и немецкие электронные челночные станки, которые установили совсем недавно, когда перешли на новую, очень дорогую технологию. Что сохранилось, так это несколько старых, более примитивных машин и станков, им уже по сорок—пятьдесят лет. Инженеры демонтировали кардочесальную машину и отчистили ее, пока не заржавела, так что мы сможем снова ее установить. Осталось еще кое-какое итальянское оборудование. Мы хотим послать его в Милан, чтобы его там отремонтировали, и в дальнейшем будем его использовать.
Кэрри слушала заинтересованно и внимательно, но чувствовала, что начинает замерзать. Промозглый холод проникал сквозь толстые подошвы ее сапог, и она вся дрожала. Заметив это, Сэм сжалился:
— Кэрри, простите меня. Когда я сажусь на своего конька, я забываю обо всем на свете. Может быть, дальше не пойдем? Может, хватит с вас?
— Нет. Хочу посмотреть все. Хочу, чтобы вы мне все показали и рассказали, что собираетесь делать, рассказали о своих планах, о том, где что будет. Честно говоря, я сомневаюсь, можно ли тут вообще что- нибудь сделать. Мне кажется, это заведомо невыполнимая задача.
— Ничего невыполнимого нет.
— Но браться за руководство…
— В моих руках огромные возможности. Это сильно меняет дело.
— Пусть так. Но почему эту работу предложили именно вам?
Сэм усмехнулся, мальчишеский задор и нетерпеливая уверенность в себе, казалось, так и рвутся наружу. Он хорошо знал то, о чем говорил. Он был в родной стихии.
— Наверное, потому что я родом из Йоркшира. Знаете, как говорится, волков бояться — в лес не ходить. Пойдемте, пока вы не замерзли, покажу вам остальное…
К тому времени, когда они закончили осмотр и вышли за порог, Кэрри промерзла до костей. Стоя на снегу, она ждала, пока Сэм запрет двери. Обернувшись, он посмотрел на нее — она съежилась в своем теплом шерстяном пальто, руки засунула глубоко в карманы.
— Кэрри, вы совсем закоченели.
— Да.
— Простите. Мне не следовало так долго вас водить.
— Мне самой хотелось посмотреть. Вот только ноги застыли.
— Надеюсь, вам не было скучно?
— Ничуть. Я под большим впечатлением от вашего рассказа.
Он взглянул на часы.
— Половина двенадцатого. Возвращаемся в Криган или хотите чего-нибудь выпить, чтобы согреться? Судя по вашему виду, виски с имбирным вином — как раз то, что нужно.
— Кофе тоже может помочь.
— Ради Бога, все что угодно. Садимся в автомобиль и едем вас отогревать.
По мощенной булыжником дороге они отъехали от заброшенной фабрики, миновали замечательно красивые ворота, свернули вправо и выехали на шоссе. Потом попетляли по узким улочкам Бакли, пересекли небольшую площадь за памятником жертвам войны. Народу на улицах почти не было, но магазины пестрели вывесками и яркими рождественскими украшениями в витринах. Проехали по переброшенному через лощину каменному мосту над вздувшейся рекой, и Сэм остановил машину у довольно мрачного здания с вывеской «Герцогский герб», выведенной золотыми вычурными заглавными буквами. Кэрри оглядела заведение без всякого энтузиазма.
— Уверен, что в Бакли полно более оживленных мест, но это единственное, которое я знаю, — сказал Сэм. — И оно, в своем роде, уникально.
— Да уж, весельем здесь не пахнет.
— Ничего, мы поправим дело.
Они вышли из автомобиля, прошли по тротуару, и Сэм открыл дверь в зал, откуда пахнуло теплом и пивным духом. Кэрри с опаской вошла следом за ним. Внутри было темно, убого, но восхитительно тепло. В старинном очаге вспыхивали раскаленные угли, над каминной полкой висел стеклянный ящик с огромной рыбиной. На маленьких шатких столиках лежали толстые салфетки, на которые ставили кружки с пивом и пепельницы. В баре сидело всего два посетителя — оба очень старые и молчаливые. Хозяин за стойкой вперился в маленький черно-белый телевизор с приглушенным до шепота звуком. Сурово тикали часы. Вокруг было так мрачно и неприветливо, что Кэрри захотелось повернуться и тихонько выйти вон.
Но у Сэма, кажется, были другие намерения.
— Проходите, — сказал он, и его голос разорвал царившую в баре тишину. — Садитесь сюда, поближе к огню. — Он придвинул ей стул. — Будет вам чашка кофе, если хотите, но, может быть, все-таки попробуете виски с имбирным вином. По-моему, это самый согревающий напиток в мире.
— Хорошо, — согласилась Кэрри.
Она села, сняла перчатки, расстегнула пальто и протянула руки к огню. Сэм подошел к стойке, хозяин оторвался от телевизора и принял заказ. А потом, как водится в провинциальных барах, они с Сэмом начали неторопливый разговор такими тихими голосами, точно делились секретами.
Кэрри сняла меховую шапку, положила ее на стул рядом с собой, поправила примявшиеся волосы, и в этот момент почувствовала, что сидящий у окна старик пристально смотрит на нее. Слезящиеся глаза сверкали негодованием, и Кэрри догадалась, что в «Герцогском гербе» женщина — редкий гость. Она попробовала улыбнуться старику, но тот только пожевал губами и снова уткнулся в свою кружку.
