Произведения крупной формы, переведенные 'на пару', Нора Галь чаще подписывала как совместную работу. 'Позолоченный век' - исключение. Нора Галь пишет (письмо члену редколлегии СС Твена А.И.Старцеву, 6.12.1958): 'Еще весной 1955 года, поручая мне перевод половины этого романа, мне в редакции сказали, что другую половину будет переводить Л.Хвостенко. Я тогда же предупредила, что и работать и подписывать свою часть буду отдельно. Мне не раз приходилось переводить книгу совместно с другими товарищами, но на этот раз я отказалась от естественного в таких случаях сотрудничества, т.к. твердо знала, что никакое плодотворное сотрудничество тут невозможно. Это было известно также издательству. И вот почему.

      Когда издавалось собр.соч. Драйзера, я (хотя, по странному недоразумению, это не отражено даже в выходных данных) принимала участие в редактуре Х тома. Туда входит большой рассказ 'Рона Мэрса', переведенный Б.Томашевским и Л.Хвостенко. Перевод был из рук вон плох, но редакция отказалась его забраковать и просила меня 'помочь молодым переводчикам' и показать им на конкретном материале, как надо переводить. По просьбе Н.И.Немчиновой, тогдашнего зав.редакцией, я дала развернутый письменный разбор. На множестве примеров я показала, что переводчики не в ладах ни с английским, ни с русским языком: не было числа грубым смысловым ошибкам и стилистическим нелепостям, тяжелым канцелярским и просто безграмотным оборотам вперемешку с развязностью и безвкусицей. Это бы еще не беда, если бы люди хотели прислушиваться к замечаниям и действительно чему-то учиться. Но, получив отредактированную рукопись рассказа и мою рецензию-разбор, Л.Хвостенко заявил, будто все это только 'дело вкуса'.

      Я бы не вспоминала о том давнем случае, но спустя 2 года мне предложили переводить роман Твена вместе с Л.Хвостенко. Вот тогда, весной 1955 г., я принесла в редакцию копию своей рецензии и предупредила, что, если издательство, ознакомясь с нею, все-таки сочтет возможным поручить Л.Хвостенко перевод 12-ти листов Твена, то я буду работать и подписывать свою часть отдельно.

      Повторяю, моя рецензия содержала вопиющие, анекдотические примеры переводческой безграмотности /.../ Далеко не полный их перечень занимал добрую половину листа - и это на рассказ в 3 листа. /.../ Я полагала, что для издательства это послужит предупреждением /.../ К сожалению, /.../ руководство редакции с этим не посчиталось. И результат получился такой, какого и следовало ожидать.

      С той же добросовестностью, в которой я убедилась, работая с редактором над своей частью романа, Э.И.Кабалевская (редактор тома, - Сост.) редактировала и его первую часть. Но /.../ Л.Хвостенко не пожелал прислушаться к ее замечаниям и отвергал даже бесспорные, чисто смысловые исправления. Приведу лишь один запомнившийся мне пример: переводчик оставил слово traffic в значении... торговли, хотя редактор указал, что речь идет об уличном движении в городе. /.../ Можно было подумать, что редакция, посмотрев отвергнутую переводчиком правку, поддержит редактора и сумеет настоять, чтобы Л.Хвостенко эту правку принял. Однако переводчик проявил не только безграмотность и высокомерие, но и вопиющую недобросовестность: он просто-напросто стер /.../ карандашную правку редактора, и от большой работы, проделанной Э.И.Кабалевской, почти не осталось следа./.../

      По горькому опыту известно, что иной раз редакция принимает недоброкачественный перевод, а затем предлагает внешнему редактору переписать все заново. /.../ Иногда надо помочь молодому, неопытному переводчику, учить его. Товарищам хорошо известно, что учить молодых я никогда не отказывалась, даже в ту пору, когда издательство еще никак этого не поощряло. Но бывает и так: предлагают вновь и вновь 'поучать и выручать' молодого или не очень молодого человека, который к переводческой работе явно не способен, не может, а подчас и не желает ничему учиться. /.../ И не следует ждать, чтобы внешний редактор 'дотягивал' такого переводчика или, как в нашем случае, 'сводил' две совершенно разные по стилю и манере половины книги воедино. Задача эта - неблагодарная и неосуществимая, и такая практика глубоко, по самой сути своей порочна.'

В этом и следующих за ним изданиях [поз.128-131] ошибочно обозначено: Перевод Э.Галь.

В этом издании (тиражировавшимся издательствами 'ЭКСМО-Пресс' и 'Фолио' и в другие годы) Норе Галь ошибочно приписан также перевод эссе 'Любовь к жизни'.

В настоящий раздел не включены статьи (общим числом около 15), написанные Норой Галь для журнала 'Промышленные кадры', внештатным корреспондентом которого она работала в 1930-32 гг. Статьи публиковались под различными псевдонимами (Л.Норская, Н.Галина и др.).

В современном написании - Альбер Эгпарс.

Здесь и далее:  В.Гальченко (иногда - 'учитель В.Гальченко') - совместный псевдоним Норы Галь и Ф.Вигдоровой.

Эта статья, как установил историк литературы А.В.Блюм, была первым упоминанием о Джордже Оруэлле в советской печати и вызвала целую бурю в советском писательском руководстве. Председатель Иностранной комиссии Союза советских писателей М.Я.Аплетин пишет 26 мая 1947 г. одному из руководителей Союза Константину Симонову: 'ДЖОРДЖ ОРУЭЛЛ - английский писатель, троцкист <...> имеет тесную связь с американским троцкистским журналом 'Партизан ревью' <...> автор гнуснейшей книги о Советском Союзе за время с 1917 по 1944 г. - 'Ферма зверей'. Публикация в 'Литературной газете' (24.V.1947) статьи Н.Галь является серьезной политической ошибкой'. Симонов пересылает эту записку другому литературному начальнику, Л.М.Субоцкому, с пометкой: 'Посылаю Вам копию справки, которую мне прислал Аплетин в связи с опубликованием статьи Норы Галь в 'Литературной газете' 24 мая. Как Вы считаете, нет ли смысла поставить этот вопрос на Секретариате?' Предосудительным было одно то, что