По вечерам (дружк'у не жаль)Ведет с тройным балансом книги[64]Иван-Петровичу (асфальт).Жена - стройна. С утра - по лавкам;Прилавки; кухня; шьет «на дам»:Визжащий шелк, меха, булавки,Сияющий мадеполам...В семь - старый друг. Принапомажен.Она готова: шелк, Коти...И «Чуждый берег» в ЭрмитажеГлядят с восьми до десяти...[65]Свекровь вздыхает у вечерни...«Сам» - в кабинете. Ус. Каблук.И под рукой (джентльмен примерный!) -Программа скачек, пачка «Люкс».В столовой - рыжая Тамара:Цыганский вой, и визг, и лай:- Эх, пой-звени, моя гитар-ра -Рра-аз-говар-ривай!!... Но бьют часы: слегка качаясь,Бредет одиннадцатый час.Все за столом: «стаканчик чаю»,Коньяк и груши «ананас».Ирландский пес виляет, служит...- Мильтон, иси! - летит кусок.- Да-с, власти! Не было бы хуже...- Пока - того... печется бог!Супруг острит о пятилетке...... Щегол. Пирог. Комод. Киот.- Живем-с!.. почти как жили предки...Живут... и черт их не берет!
20.10.1930
* * *Среди сильных, суровых и серых,В электрическом скучном чаду -Кто шепнул, что без грани и мерыЗа границы миров перейду?Может - так, без мечты угадалось,Что в толпе пробегает Другой,И в сияньи высокого зала -Неизведанный черный огонь...И уж не было страшно, ни странно,Что, смуглея, мелькнул у стеныСветлый лоб - зачарованным храмомНебывалой и мудрой весны.Очерк профиля тонок и страненПод суровым окрыльем волос...Мне открылось тогда: марсианин,Сам собою не узнанный гость!А лицо, утончаясь, слабело, -
