особую остроту.

Наряду с историческим и текстологическим подходами, часто проливают свет на значение притчи культурные реалии. Например, жатва, брак и вино являются еврейскими символами конца века. Смоковница — символ народа Божьего. Чтобы погасить свечу, ее ставили под сосуд, поэтому зажечь свечу и поставить под сосуд — значит зажечь ее и тут же потушить.[127] Книга Дж. Иеремиаса «Притчи Иисуса» содержит богатую информацию о таких культурных реалиях и объясняет смысл, который имели эти символы для Иисуса и Его первоначальных слушателей.[128]

Те же правила лексико-синтаксического анализа, которые используются при толковании других жанров прозы, следует применять и к притчам. Те же пособия (см. гл. 4) — лексиконы, симфонии, грамматические справочники и экзегетические комментарии — могут быть с успехом использованы при исследовании притчей.

Исследователь должен сначала ответить на три серьезных богословских вопроса, прежде чем он сможет истолковать большинство использованных Иисусом притчей. Во-первых, на основании доступных доказательств он должен дать определение терминам «Царство Небесное» и «Царство Божие», а также решить, являются ли они синонимами. Так как очень большая часть учения Иисуса, включая Его притчи, относится к этим Царствам, их верное определение является очень важным вопросом.[129]

Те, кто считают, что следует отличать эти два Царства друг от друга, предлагают различные определения этих двух Царств. Общепринятый взгляд заключается в том, что Царство Божие относится ко всем разумным существам, которые добровольно подчиняются Богу, как на небе, так и на земле, в то время как Царство Небесное включает всех людей, которые провозглашают свою верность Богу, в независимости от того, искренняя эта верность или поддельная.[130]

Те, кто считают эти два понятия синонимами, обычно объясняют использование разных слов следующим образом: Матфей, обращаясь в основном к евреям, предпочел термин «Царство Небесное»; как уважительный эквивалент «Царству Божьему», подчиняясь иудейской традиции избегать прямого упоминания имени Бога.

Марк и Лука, обращаясь к язычникам, использовали термин «Царство Божие», потому что он лучше передавал основную мысль их аудитории.[131]

В многочисленных параллельных отрывках в синоптических Евангелиях использован термин «Царство Божие» в одном случае и термин «Царство Небесное», в подобной ситуации, в другом Евангелии. Вот некоторые примеры:

Обоснование притч    Мтф. 13,10-15 — сравн. Мрк. 4,10-12 и Лук. 8,9-10

О горчичном зерне    Мтф. 13,31-32 — сравн. Мрк. 4,30-32 и Лук. 13,18- 19

О закваске    Мтф. 13,33 — сравн. Лук. 13,20-21

Блаженства    Мтф. 5,3 — сравн. Лук. 6,20

Если это два совершенно разные Царства, то Иисус вкладывал два совершенно различные значения в подобные притчи, рассказанные в разных случаях. Возможно это так, но в это очень трудно поверить, в особенности в первом примере. Параллельные места в Мтф. 19,23-24 подтверждают гипотезу о том, что Иисус в этих ситуациях подразумевал одно и то же Царство. Вот Его слова:

«Истинно говорю вам, что трудно богатому войти в Царство Небесное; и еще говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие» (Курсив Верклера).

По этим и другим причинам большинство исследователей Евангелия считают эти термины синонимами. Очень хороший материал о Царстве можно найти в New Bible Dictionary и в книгах Джорджа Элдона Лэдда (George Eldon Ladd: (rucial Questions about the Kingdom, и A Theology of the New Testament (гл. 4)).

Второй вопрос, касающийся Царства (и толкования притч), почти не вызывает разногласий среди исследователей Библии. Вопрос заключается в том, что в одном смысле Царство наступило, в другом смысле оно продолжает осуществляться, и в некотором смысле оно окончательно не наступит до эсхатологического завершения Века сего.[132]

Христос учил, что в одном смысле Царство уже наступило во время Его пребывания на земле (Мтф. 12,28 и Притчи, Лук. 17,20-21), что в него можно войти через возрождение (Иоан. 3,3) и туда входили мытари и блудницы, так как они покаялись и уверовали (Мтф. 21,31). Притчи также говорят о продолжающемся осуществлении Царства. Они говорят о посеве и жатве, о малом зерне, из которого вырастает могучее дерево, о закинутом в море неводе, который не вытаскивают на берег до кончины века, о пшенице и плевелах, растущих вместе. Они говорят о разумном и неразумном поведении, об усердном и беспечном использовании талантов.

В некотором смысле многие притчи устремлены в будущее к своему окончательному исполнению, когда Царство Божие осуществится не только в сердцах верующих, но одержит полную победу над злом. Тогда Бог придет к человеку не как слуга, но как Владыка, Верховный Судия и Царь.

Третий вопрос, влияющий на толкование притч, связан с теорией отложенного Царства (postponed-kingdom theory). Согласно этой теории Иисус первоначально намеревался установить земное Царство, и Его ранние проповеди (напр., Мтф. 1-12) относились к этому Царству. И только посреди Своего служения Иисус понял, что Он будет отвергнут и в конце концов распят на кресте.

Если теория отложенного Царства верна, то следует считать, что притчи, рассказанные Иисусом до того, как Он понял, что будет отвергнут, предназначены для управления Его земным Царством. И если это земное Царство отложено до будущей эры Тысячелетия, то повеления и притчи, данные Иисусом до Матфея 13, не имеют силы закона для верующих периода Церкви.

Согласно противоположной точке зрения, с самого начала Иисус знал, что Он не установит земного Царства. Пророчество Симеона (Лук. 2,34-35) и мессианские слова Исаии (Ис. 53), которых Иисус не мог не знать, не оставляли никакого сомнения о том, что Его земное служение окончится Его искупительной смертью, а не установлением Царства на земле. (Сравн. Иоан. 12,27). Те, кто считает, что Иисус на протяжении всего Своего служения знал, что Он будет распят, утверждают, что все Его проповеди и притчи относятся к новозаветным верующим и не ожидают их исполнения в Тысячелетнем Царстве. Таким образом, для толкования ранних притч Иисуса необходимо выработать отношение к теории отложенного Царства.

Существует еще один важный аспект теологического анализа при толковании притч. Притчи могут служить самым удивительным образом важной цели закрепления доктрины в нашей памяти. Однако, ортодоксальные исследователи единодушны в том, что ни одну доктрину нельзя основывать на притче как на главном и единственном источнике. Суть этого принципа заключается в том, что более ясные отрывки Писания всегда используются для пояснения более непонятных отрывков, но не наоборот. По своей природе притчи менее ясны, чем доктринальные отрывки. Итак, доктрина должна извлекаться из ясных повествовательных отрывков Писания, а притчи следует использовать для иллюстрации и пояснения этой доктрины.

В истории Церкви имеются примеры того, как те, кто не соблюдал этого принципа, впадали в ересь. Одного примера достаточно, чтобы показать, как это может произойти. Фауст Социн (1539 — 1604) на