кассы он платил Гапону (об этом никто не знал), а другие сто рубликов попу платила охранка (тоже по секрету). С черного хода в кабинеты министров входил дремучий провокатор Евно Азеф со свежей гвоздичкой в петлице безупречного фрака.
А Россию трясло в военных теплушках, она тяжко бредила в рабочих бараках. Был великий канун – что- то должно было хрустнуть в самодержавии. Но… когда?
Дышалось в этом – 1904 – году учащенно: совсем не так, как в другие времена. «Скоро, скоро…»
Глава пятая
Конкордия Ивановна встала около полудня и чувствовала себя великолепно. Кофе был так ароматен, бублики так хрустящи, уютный халат так нежно касался тела…
Она сидела перед окном и смотрела, как глухонемой дворник ловит к обеду курицу пожирнее. На тесном дворике, огражденном высокой стеной, экономка развешивала меха, готовые укрыться в сундуках до будущей зимы.
В доме остро припахивало нафталином…
Покончив с завтраком, Конкордия Ивановна еще раз перечла записочку, присланную вчера вечером с доверенной монашенкой:
«Ивановна, пошто мучишь? Приезжай, свет мой. Мила ты. Вместях помолимся. Красота писаная! Пред тобою слаб я. Укрепи меня. Ты только выдохни, а я – вдохну. Не тешь беса – приезжай назавтрева. Ждать буду. Старец твой немощный
«А я вот и не приеду, – сказала Монахтина про себя. – Много ты воли взял, черт старый…»
В дверь постучали, и Конкордия Ивановна запахнула халатик на пухлых коленях. Бочком заскочил Паскаль и часто-часто зачмокал руку Монахтиной, целуя все выше и выше, пока она не ударила его по лбу:
– Ну, будет! Говори дело…
Осип Донатович сытым котом заходил вокруг красавицы, неслышно ступая на полусогнутых ногах по толстому ворсу ковра.
– Сын Иконникова приезжает из-за границы, – выложил он перед Монахтиной первую новость.
– Геннадий Лукич? – обрадовалась женщина. – О-о, как он, наверное, изменился. Что еще?
Титулярный советник в отставке докладывал:
– Ениколопова видел… Он чем-то сильно озабочен!
– Знать бы – чем? – призадумалась Монахтина.
– Не пойму сам, но чем-то озабочен. Велел вам кланяться. И ругал князя, который, несмотря на все его внушения, все-таки оставил Борисяка при себе.
– Так-так, – быстро прикинула Конкордия Ивановна, мечтательно прищурясь. – Хорошо, что ты мне это сказал…
Женщина слегка прищелкнула пальчиками:
– А что делает княгиня?
– Вице-губернаторша изволит иной день выезжать в город.
– Но бывает… – подсказала Монахтина.
– …только в Гостином, – подтвердил Паскаль. – И берет все аршинами.
– И все в долг?
– Просит записать…
– Учту, – сказала Монахтина.
– Сам же князь, – продолжал Паскаль, – пребывает в неуставной деятельности. Вчера посещал хлебные магазины, но – вот дурак! – ему показали зерно, в котором он ничего не смыслит. А зерно уже перегорело – сеять его нельзя…
Конкордия Ивановна облизнула сочные губки.
– Миленький, – сказала она, – о чем он думает? Казалось бы, и человек не глупый… Аристид Карпыч знает об этом?
– Очевидно.
– Тогда вот что, – распорядилась Конкордия Ивановна. – Постарайся внушить купцам, чтобы они еще шире открыли кредит для вице-губернаторши…
– Зачем? – удивился Паскаль. – По-моему, наоборот. Уж если скандалить, так сразу же!
– Я знаю лучше тебя, – остановила его Монахтина. – Делай, что говорят… Далее: приласкай тех двух немчиков, которые живут в доме князя. Они могут пригодиться. А увидишь Ениколопова, так передай… Скажи ему, что Борисяк…
Осип Донатович вытянул шею, но Монахтина вдруг махнула ручкой:
– Нет, этот вариант мы пока прибережем. Лучше ты шепни Чиколини (он большой олух), что Борисяк имеет какие-то шашни с этим… как его? Бородатый, что приехал в Уренск вместе с вице-губернатором?
– Кобзев, или Криштофович, – подсказал Паскаль.
– Вот именно!
– Но Аристид Карпыч…
– Жандарму – ни звука. Пусть это дойдет до него стороной. А теперь – иди, мне некогда!
Осип Донатович умоляюще посмотрел на женщину, и она капризно протянула ему руку:
– Боже, до чего вы мне надоели… Ну, целуй да иди!
Вслед за Паскалем пришел дворник, держа под мышкой курицу. Мычанием он попросил проверить – сгодится ли? Конкордия Ивановна, засучив рукавчики, прощупала грудку птицы, помяла в пальцах жирный огузок.
Жестами и криком она приказала глухонемому:
– Эту! Неси на кухню… Да крыльцо подмети! Понял?
– М-м-м… м-м-м… – мычал дворник.
– М-м-м, – передразнила в ответ Монахтина.
Оставшись одна, Конкордия Ивановна в возбуждении потерла свои ладошки, еще не мытые после сна.
– Миленький ты мой, – сладко потянулась она, – что же ты будешь без меня делать? Ведь пропадешь без меня…
Она подошла к зеркалу, чуть-чуть припудрила правую щеку, на которой спала сегодня. Расправила мизинцами ресницы. Выгнув спину, посмотрела на себя сзади.
– Тра-ля-ля-ля! – пропела женщина и показала язычок. – Какая я все-таки дура…
Эта прекрасная особа ни минуты не оставалась спокойной. Даже когда узнала, что на поездах вводятся тормоза системы Вестингауза, первой мыслью ее было: «А какая мне от этого польза?..»
Неожиданно Монахтина снова вспомнила о записочке преосвященного.
«Надо бы ехать… Но я пуста, как барабан, – верно рассудила она. – А старца следует ошеломлять!..»
– Ну погоди, – сказала она. – Я тебе испеку… Что-нибудь да испеку! Погоди только…
В этот момент вошла горничная и доложила, что ее желает видеть вице-губернатор князь Мышецкий.
– Кто, кто, милочка?
– Я же сказала, барыня, князь Мышецкий.
– Опомнись! – не поверила Конкордия Ивановна.
– Сергей Яковлевич, – повторила горничная равнодушно.
Монахтина тихо ойкнула и схватилась за грудь:
– Проси же… будь что будет!
Конкордия Ивановна заметалась по комнате, ничего не понимая. Что означает этот приход? Господи, он уже внизу, а она еще не одета, не причесана…
Но, может, так-то оно и лучше?
Замерла как вкопанная посреди комнаты, погладила себя по бедрам. И вдруг (ага, верно) метнулась к туалету. Быстро-быстро – раз, два, три, четыре – ловко продела в кольца пухлые пальцы. Обмотать голову полотенцем было делом одной секунды.
