щелканье бильярдных шаров, в гуле голосов позвякивали стаканы.

– Сейчас выйдет, – буркнула кухарка.

Дверь из комнат открылась, и перед вице-губернатором предстал сам полковник Сущев-Ракуса. У этого крепкого человека (человека уже в летах) шеи почти не было, а будто прямо из плеч росла круглая голова, жесткие зачесы были гладко прифабрены над ушами.

Взмахнув намеленным кием, жандарм шевельнул одним усом, присматриваясь. Сергей Яковлевич шагнул навстречу.

– Если гора не идет к Магомету, – сказал он дружелюбно, – то Магомет идет к горе… Не так ли?

– Но вы не должны иметь на меня сердца. Я хотел посетить вас непременно после визита предводителя дворянства! Раздевайтесь, князь.

– Да, – согласился Мышецкий, стягивая галоши, – господин Атрыганьев ведет себя недостойно… У вас гости, полковник?

– Так, приятели.

Через открытую дверь Сергей Яковлевич разглядел шумливое скопище незнакомых офицеров, путейских техников. И среди них похаживал с мелком в руке Осип Донатович Паскаль, «выбитый» из службы по грозному «третьему ­пункту».

Это несколько покоробило князя.

– А этот… тоже у вас бывает? – спросил он.

– Червяк, конечно, – согласился Сущев-Ракуса. – Но что поделаешь? Вы бы только видели, князь, как этот стервец «винта» кладет в лузу!

Паскаль выскочил в переднюю, не смутился:

– Аристид Карпыч, разбейте «угол»!

– Извините, князь. Дружеская услуга…

Полковник нырнул в облако табачного дыма, и Сергей Яковлевич увидел через двери, как одним четким ударом жандарм рассыпал треугольник шаров по зеленому полю. Отбросив кий, Сущев-Ракуса на ходу сдернул со стула мундир, продел его в рукава, крикнул:

– Дошибайте без меня… Князь, я к вашим услугам!

Они прошли в соседнюю комнату, где было тихо, пустынно и темновато. Большой кот грелся под абажуром. Сущев-Ракуса почесал его за ухом:

– Ух ты… ух ты, миляга!

Присев к столу, полковник протянул Мышецкому газету:

– Читайте то, что обведено красным карандашом…

Сергей Яковлевич с удивлением прочел:

– Первая ласточка! – сказал Мышецкий, пораженный.

– Эту газету, – поясняет Сущев-Ракуса, – выписывают в городе только три человека, и я не допустил ее до подписчиков. Пока (он сделал ударение на этом слове) это не нужно!

Мышецкий стыдливо покраснел:

– Вы так находите, полковник?

– Да, я нахожу… Вашего положения эта заметка не укрепит. А мне надоел развал в губернии. Следует укреплять власть! – с напором закончил он.

– Что ж, давайте укреплять совместно…

Аристид Карпович перебрал рюмки, выбрал из них две почище, плеснул водки на донышко каждой.

– Я понимаю, – сказал он серьезно, – вам должно быть сейчас очень тяжело. Но вы не огорчайтесь. Россия ведь такая проклятая страна, что в ней по-человечески относятся только к покойникам!

Махнул рукой – ух! – и плавно опустил пустую рюмку.

– А хороша, хороша… – сказал жандарм, раскусывая огурчик.

Что-то было в нем подкупающее, естественно-простое. «Может, и прав Мелхисидек?» Желая хоть как-то отблагодарить жандарма, Сергей Яковлевич сказал:

– Преосвященный очень хорошо отзывался о вас, полковник.

Сущев-Ракуса догрыз огурец до хвостика, а хвостик покрутил перед Мышецким в своих пальцах, словно цветок перед искушаемой девицей:

– Я знаю, князь, что вы были у него. Только незачем вам было гонять лошадей… Владыка – хитер и продажен!

– Неужели, полковник?

– И напрасно вы, – продолжал жандарм, заостряясь взглядом, – напрасно обидели Конкордию Ивановну. Ибо через эту женщину можно воздействовать и на владыку, который имеет с ней денежные шахер- махеры…

Хрупкие постройки, возведенные Мышецким на основании догадок и выводов, вдруг заколебались, грозя рухнуть.

– Простите, полковник, – спросил он растерянно, – на кого же тогда будет воздействовать владыка?

Ответ прозвучал совсем неожиданно:

– Очевидно же на… Иконникова! А вы о нем, я вижу, и не подумали.

Аристид Карпович снова почесал кота, и кот развалился перед ним, а жандарм шерстил его по животу, приговаривая:

– Ишь ты… ишь ты, гулена!

– Какое же положение занимает Иконников в городе?

– Всего лишь гласный.

– Что-то я не понимаю тогда…

– Но у него в руках – миллионы, – подсказал Аристид Карпович. – Не забывайте, что половина России пьет его чай! Задержи молодцы Иконникова товар хотя бы на неделю на складах, и… вы понимаете, князь, как статистик, – в экономике мужицкого хозяйства что-то вдруг хрустнет. Тихонечко так, но – хрустнет!

– Честно говоря, – призадумался Мышецкий, – я не предполагал, насколько все это сложно…

– А как же, мой милый князь! – Сущев-Ракуса, быстро освоясь, уже расстегивал тесный ворот мундира. – Это вам не паршивая Европа, где катится все как по маслу. России нужны особые люди, чтобы управлять ею. Звери, а не люди!

Умышленно или просто так, случайно, но разговор был наведен жандармом именно на главного начальника губернии, и Мышецкий не побоялся поставить вопрос ребром:

– Что вы скажете о Влахопулове?

– Ну, что скажу?.. Россия всегда страдала перепроизводством «великих людей». Видно, лизнул он, пардон, кого-то весьма удачно в очко самое, вот вам – и столп отечества! Это же закономерно в бюрократическом государстве…

Сергей Яковлевич подумал и неумело вылил в рот себе водку.

– Вот так! – поощрил его жандарм. – Чего смотреть-то на нее? Еще нальем…

Дружески продел на вилку огурчик, протянул Мышецкому.

– Зажуйте, – сказал. – Пить-то, я вижу, вы совсем не умеете… Да вот, к слову пришлось. Хорошо, что вспомнил!

Он сознательно долго раскуривал папиросу, поглядывая на молодого вице-губернатора. Мышецкий вытерпел и дал жандарму заговорить первому.

– Я чувствую, – сказал Аристид Карпович, – что тут, за моей спиной, назревают некоторые осложнения…

– Что вы имеете в виду?

– Кое-где, ваше сиятельство, вы уже обронили свои мысли относительно запашки степной пустоши. Потому я и говорю сейчас об осложнениях.

– Между мною и… губернатором, вы думаете?