Видели бы вы выражение ее лица, когда в телевизоре появился этот парень. Она вся как-то съежилась изнутри. Чуть со стула не упала. И повторяла его имя: Оливер.

Я бы все отдал за то, чтобы оттащить ее от телевизора. Дать ей успокоительное, чего-нибудь покрепче — не знаю что. Может быть, просто прижать к себе. Но при виде ее лица у меня внутри все сжалось. Я должен был что-то сделать. Не мог же я просто опуститься рядом с ней на колени, когда во весь цветной экран показывают ее чертова мужа. Поэтому я струсил. Я сбежал, сказав, что у меня есть дела в поле. Но вместо этого я пошел прогуляться в лесу, граничащем с садом.

В это время года здесь туча комаров и болотистая почва. Часть леса превратилась в стихийную свалку, даже для соседних фермерских хозяйств. Тут прямо на тропинке валяются старая эмалированная ванна и несколько сломанных стиральных машин. Но зато стоит тишина, такая тишина, что слышно, как щелкает мозг, перескакивая от идеи к идее.

Я далеко зашел и оказался у основания сгоревшего дотла дома. Остался только небольшой круг из камня с разрушенным камином с одной стороны. Отец говорил, что это строение датируется тысяча семисотым годом.

В детстве мы с Хадли часто сюда приходили. Когда нам было лет по девять, мы строили себе убежища, притаскивали из сарая балки и старые доски, пытаясь сколотить какую-нибудь загородку. У нас был свой пароль: «Джесс» — в честь нашего любимого игрока из «Ред Сокс». Мы встречались каждый день на закате, и было слышно, как мамы зовут нас ужинать с разных сторон леса.

Мы вместе с Хадли с семи лет. А это целых восемнадцать лет. Дольше, чем Ребекка вообще живет на свете. При других обстоятельствах я бы отстоял его. Он мой лучший друг. Он знает, что делает; он не стал бы заводить легкую интрижку с пятнадцатилетней девочкой. Но я уверен на сто процентов: то, что со мной сейчас происходит, случается раз в жизни. Я не могу видеть, когда Джейн расстраивается, отчасти из эгоизма — мне больно видеть, как она страдает.

Когда я возвращаюсь в Большой дом, все уже поужинали. Джоли моет посуду. Он говорит, что Джейн наверху.

— А Хадли где? Мне нужно с ним поговорить.

— Мне кажется, он сидит на заднем крыльце с Ребеккой. А что?

Но у меня нет времени отвечать. Иду к задней двери и сразу понимаю, что чему-то помешал. Ребекка с Хадли качаются на скамье-гамаке, а когда слышится скрип двери, отскакивают в разные концы.

— Привет, — неопределенно говорю я. — Помешал?

Они качают головами. В присутствии Ребекки я испытываю неловкость. Ощущаю, как она прожигает меня взглядом. Я дергаю ворот рубашки, чтобы стало прохладнее.

— Что случилось? — спрашивает Хадли. Он чуть осмелел, даже приобнимает Ребекку, положив руку на спинку скамьи.

— Мне нужно с тобой поговорить. — Я поворачиваюсь к Ребекке. — Наедине. — Я открываю дверь- ширму. — Я подожду здесь.

Дверь за мной захлопывается.

Хадли спрашивает, насколько длинный у нас разговор.

— Может, выпьем по пивку, если ты не против.

Я слышу, как Ребекка спрашивает: «Идти обязательно?», но что отвечает Хадли, не знаю. Он входит в дом с широкой улыбкой и хлопает меня по спине.

— Идем. Ты платишь?

Мы отправляемся в «Ребро Адама» — ресторан с большим баром, куда частенько заглядывают банды мотоциклистов. Мы там не частые гости, но я не хочу вести разговор в месте, где мы завсегдатаи, потому что потом, входя в эту дверь, я каждый раз буду вспоминать, как предал своего лучшего друга. Мы с Хадли занимаем столик у двери, приспособленный к игре в пакку-ман, с двумя салфетками и подносом. Рыжеволосая официантка с высоким начесом спрашивает, что мы будем пить.

— Виски «Гленфиддик», — заказываю я. — Два.

Хадли удивленно поднимает брови.

— Ты женишься или скоро станешь отцом? Что за повод?

— Я должен задать тебе вопрос. Что у вас с Ребеккой?

Хадли усмехается.

— А у вас с Джейн?

— Брось, — говорю я, — сейчас разговор не об этом.

— Сэм, я в твои дела не вмешиваюсь, и ты в мои не лезь. — Приносят виски, и Хадли поднимает свою рюмку. — Будь здоров!

— Она совсем ребенок. Джейн очень расстроена.

Хадли бросает на меня сердитый взгляд.

— У Ребекки своя голова на плечах, она взрослее любого из нас. Я бы не стал связываться с ребенком, Сэм, если бы считал, что поступаю неправильно.

Я делаю большой глоток виски. Напиток обжигает мне горло, и кажется, что теперь слова польются легче.

— Я бы тоже не ввязывался, если бы не считал, что поступаю правильно. — Я кручу рюмку. — Я думаю, тебе лучше ненадолго уехать.

Хадли недоуменно таращится на меня.

— О чем ты?

— Я говорю о том, что тебе лучше взять отпуск. Уезжай из сада. Навести маму, — советую я, — она с Рождества тебя не видела.

— Ты так поступаешь ради ее чертовой мамаши?

— Я так поступаю ради себя. И ради тебя. Поступаю так, как считаю правильным.

— Это она тебя попросила, да? Она заставила тебя это сделать. Мы с тобой знакомы всю жизнь. Не могу поверить, что ты это говоришь.

— При чем тут Джейн? — сбивчиво отвечаю я. — Речь о нас с тобой.

— Ну конечно! Господи! — Он ударяет кулаком по столу, глубоко вздыхает и встает. — Ладно. Я хочу знать одно: почему никто не спрашивает нас с Ребеккой? Я хочу знать: почему чертов мир все решает за нас?

— Это ненадолго. На неделю. Может быть, на две. Я просто хочу дать Джейн немного времени. Ты ее не знаешь, Хадли. Она не просто богатая стерва. У нее на самом деле была непростая жизнь.

— Да? Что ж, а ты совсем не знаешь Ребекку! — отвечает Хадли. — Ты не знаешь, что я чувствую рядом с ней. Она верит в меня больше, чем собственные родители. Черт, я поделился с ней самым сокровенным. О чем даже тебе не рассказывал. Что бы я ни делал, куда бы ни шел, она не выходит у меня из головы.

Хадли опирается ладонями о стол.

— Ты вообще с ней разговаривал, Сэм? Она пережила авиакатастрофу. Она больше заботится о матери, чем та о ней. Будь уверен, она знает о ваших отношениях. Считаешь, что Джейн пришлось несладко? Тогда посмотри, в какую даль она потянула с собой собственного ребенка.

Хадли залпом выпивает свой виски и тянется за моим.

— Если хочешь знать, люблю ли я ее, — ответ «да». Если хочешь знать, стану ли я о ней заботиться, — стану. Никто, похоже, лучше меня этого не сумеет. — Хадли смотрит на меня, и в его взгляде видна решимость, которой я раньше не замечал. — Думай не о том, как я поступаю с Ребеккой, Сэм. Подумай, как с ней поступает Джейн.

— Послушай, — гну я свое, — сделай это для меня. А я отплачу. Клянусь!

Хадли сглатывает и непонимающе моргает. Он ищет, что бы еще выпить, но наши рюмки пусты.

— Да уж.

— Хадли…

Он поднимает руки, заставляя меня замолчать.

— Мне не нужны твои объяснения. Не хочу вообще об этом слышать, ясно? Я хочу получить расчет. — Я киваю. — И послушай меня, Сэм. Лучше реши все миром. Потому что ты заставляешь меня покинуть человека, который мне небезразличен. Рано или поздно я за ней вернусь, как бы долго ты ни удерживал