человеком, когда я отпущу ее назад в воду. Достаю у нее изо рта крючок.
— Смотри, — говорю я, держа рыбу над водой, и отпускаю ее. На долю секунды она замирает у поверхности озера, а потом одним мощным движением хвоста ныряет так глубоко, что мы теряем ее из виду.
— Мне нравится, что ты ее выпустил, — говорит Джейн. — Почему?
Я пожимаю плечами.
— Я лучше поймаю ее еще раз, чем буду жарить такую крошечную рыбку. Я оставляю рыбу, только если точно знаю, что съем ее.
Я снова протягиваю удочку Джейн, но она качает головой.
— Теперь ты.
Я забрасываю удочку и тут же ловлю солнечную рыбу, двух маленьких окуньков и одного большеротого окуня. Каждую рыбу я поднимаю к солнцу, гордясь уловом, и объясняю Джейн разницу между ними. И лишь выпустив последнего пойманного окуня, я замечаю, что Джейн меня не слушает. Она держится правой рукой за левую и баюкает ладонь, поджав указательный палец.
— Прости, — извиняется она, когда замечает мой взгляд, — просто занозу загнала.
Я беру ее за руку. После прохладной рыбы ее кожа кажется удивительно горячей. Заноза засела глубоко.
— Попытаюсь ее достать, если не хочешь, чтобы произошло заражение, — обещаю я.
Она с благодарностью смотрит на меня.
— У тебя есть иголка? — спрашивает она, кивая на коробку со снастями.
— У меня есть чистые крючки. Они подойдут.
Я достаю совершенно новый крючок из тонкой пластиковой упаковки, разгибаю его — и он становится похож на крошечную стрелу. Не хочу, чтобы ей было больно, но кончик крючка специально заострен таким образом, чтобы цепляться за любую плоть, в которую он попадает, чтобы рыба не сорвалась. Джейн закрывает глаза и отворачивается, протягивая мне руку. Импровизированной иголкой я царапаю ей кожу. Когда выступает кровь, я опускаю ее руку в воду, промыть.
— Уже все?
— Почти, — говорю я неправду. Я даже не приблизился к занозе.
Я все глубже и глубже просовываю крючок в кожу, время от времени поднимаю глаза и вижу, как она морщится. Наконец я подцепляю занозу и крючком придаю ей вертикальное положение.
— Теперь не дергайся, — шепчу я и, прижав зубы к ее пальцу, достаю занозу. Опускаю ее руку под воду и говорю, что можно поворачиваться.
— А нужно? — спрашивает Джейн.
Ее верхняя губа дрожит — я чувствую себя отвратительно.
— Прости, что было больно, но, по крайней мере, занозу вытянули. — Она храбро кивает, совсем как маленькая девочка. — Наверное, ты никогда не мечтала стать доктором.
Джейн качает головой. Она вытаскивает руку из воды и критически осматривает палец. Когда ранка начинает заполняться кровью, она снова закрывает глаза. Я наблюдаю, как она засовывает палец в рот, чтобы остановить кровь. И думаю: «Я и сам мог бы это сделать. Я бы с удовольствием это сделал».
53
Оливер
Мои чувства включаются не сразу. Я никогда в жизни не терял сознание, никогда в жизни не просыпался в незнакомом месте, даже не представляя, где нахожусь. Но потом я, поморгав, различаю занавески с бахромой в комнате официантки Микки и начинаю вспоминать всю скверную ситуацию.
Сама Мика, скрестив ноги, сидит на полу чуть поодаль. По крайней мере, я помню, как ее зовут.
— Привет, — робко говорит она. У нее в руках цепочка, которую она плетет из оберток от жевательной резинки. — Ты напугал меня.
Я сажусь и потрясенно обнаруживаю, что на мне одни трусы. Я охаю и натягиваю на себя шерстяной, грубой вязки коричневый плед.
— Что-то…
— …между нами было? — улыбается Мика. — Нет. Ты оставался всецело предан своей многострадальной Джейн. По крайней мере, пока находился здесь.
— Ты знаешь о Джейн?
Интересно, что я ей наболтал?
— Ты только о ней три дня и говорил, пока не отключился. Я раздела тебя, потому что на улице страшная жара, и мне не хотелось, чтобы с тобой случился тепловой удар, пока ты наслаждался крепким сном.
Она пододвигает ко мне цепочку из оберток, и я, поскольку не нахожу ей лучшего применения, вешаю ее себе на шею.
— Я должен вернуть ее, — говорю я, пытаясь встать.
Но, к сожалению, я слишком резко меняю положение, и комната начинает кружиться у меня перед глазами. Мика тут же подскакивает и забрасывает мою руку себе на плечо, чтобы я не упал.
— Тихонько, — говорит она. — Тебе нужно поесть.
Но сама Мика готовить не собирается. Она достает альбом для фотографий и протягивает его мне. Внутри меню с доставкой на дом: пицца, тайская еда, китайская, цыплята на барбекю, здоровая пища.
— Даже не знаю, сама выбирай, — предлагаю я.
Мика изучает меню.
— По-моему, тайская кухня явно отпадает, потому что последние три дня ты ничего не ел. Думаю, подойдет тофу с соусом и хумус из листового салата.
— Звучит аппетитно. — Я привстаю на локтях и чувствую, что мое тело способно к такому напряжению. — Мика, а ты где спала? — интересуюсь я. Память меня не подводит — здесь только одна кровать и очень мало свободного пространства.
— Рядом с тобой на матрасе, — неопределенно отвечает она. — Не волнуйся, Оливер. Ты не в моем вкусе.
— Серьезно?
— Ты для меня слишком… как бы это выразиться… лощеный. Я люблю парней попроще.
— Ну конечно, какой же я дурак!
Мика звонит в вегетарианский ресторанчик.
— Через пятнадцать минут.
Внезапно я ощущаю, что на самом деле проголодался.
— А ты, случайно, не знаешь, есть ли здесь поблизости яблоневый сад?
Мика закатывает глаза.
— Оливер, ты в центре Бостона. Ближайший сад, о котором мне известно, — рынок Квинси.
— Сад находится где-то в Стоу. Или Мейнарде. Как-то так называется городок.
— Это где-то на востоке. Как и остальные яблоневые сады в Массачусетсе. Можешь позвонить в справочную.
Я переворачиваюсь на живот и тянусь за телефоном.
— Алло, — говорю я, когда на том конце провода отвечают. — Я ищу Джоли Липтона. В Стоу.
Мне сообщают, что такой человек там не проживает. Как и в Мейнарде. Как и в Бостоне.
— По-моему, ты говорил, что он у кого-то работает? — спрашивает Мика, которая как раз подстригает ногти на ногах латунными кусачками. Я киваю. — Тогда почему ты думаешь, что его имя будет в телефонном справочнике?
— Ищу иголку в стоге сена, да?
