Поэтому Селена была занята опросом всех, кто общался с их клиентом на протяжении последних семнадцати лет его жизни. Спустя два дня после предъявления обвинения Питеру в высшем суде Селена сидела с директором Стерлинг Хай в его импровизированном кабинете в здании начальной школы. У Артура МакАлистера была светлая борода, круглый живот и зубы, которых не было видно, когда он улыбался. Он напоминал Селене одного из тех уродливых плюшевых медведей, которые продавались в магазинах во времена ее детства, и от этого ситуация начала казаться еще более странной, когда он заговорил о том, как в школе борются с издевательствами.
– Такие случаи не остаются безнаказанными, – сказал Мак-Алистер, хотя Селена ожидала подобного ответа. – Мы полностью контролируем ситуацию.
– То есть, если к вам придет ребенок и скажет, что над ним издеваются, какое наказание ждет обидчика?
– Мы пришли к выводу, Селена – могу я называть вас Селена? – что вмешательство администрации только усугубляет ситуацию для ребенка, который подвергается издевательствам. – Он помолчал. – Я знаю, что говорят об этих выстрелах. Их сравнивают со стрельбой в Колумбине, в Падьюке, с теми, что случались раньше. Но я убежден, что не издевательства сами по себе заставили Питера совершить то, что он сделал.
– То, что он якобы сделал, – автоматически поправила Селена. – Вы ведете учет случаев издевательств?
– Если это переходит все границы и дети рассказывают об этом мне, тогда мы фиксируем.
– Кто-нибудь сообщал вам об издевательствах над Питером Хьютоном?
МакАлистер встал и достал из шкафа папку. Он пролистал насколько страниц и остановился на одной.
– Вообще-то, ко мне приводили самого Питера два раза за последний год. Его наказывали за драку к коридоре.
– За драку? – спросила Селена. – Или за то, что он защищался?
Когда Кэти Рикобоно ударила своего мужа в грудь ножом, пока тот спал – сорок шесть ударов, – Джордан обращался к доктору Кинг Ва, судебному психиатру, специализирующемуся на синдроме избитых жен. Это особый вид посттравматического расстройства. Он проявляется в том, что у женщины, которая неоднократно подвергалась физическому и моральному насилию, страх за собственную жизнь становится постоянным. Это приводит к тому, что грань между реальностью и фантазией стирается, и она чувствует угрозу даже тогда, когда эта угроза спит или, как в случае Джо Рикобоно, находится в отключке после трехдневного запоя.
Тогда благодаря Кингу они выиграли процесс. В течение последующих лет он стал одним из ведущих специалистов по синдрому избитых жен и регулярно выступал в судах как свидетель защиты по всей стране. Его гонорары стали заоблачными, а его время теперь было на вес золота.
Джордан отправился в бостонский офис Кинга без предварительной записи, рассчитывая благодаря своему шарму преодолеть любую преграду в виде секретарши, которую может нанять хороший доктор. Но он не рассчитывал на дракона предпенсионного возраста по имени Рут.
– У доктора все время расписано на шесть месяцев вперед, – сказала она, даже не взглянув на Джордана.
– Но я по личному вопросу, а не по работе.
– Меня это не волнует, – ответила Рут тоном, в котором ясно слышалось, что так оно и есть.
Джордан догадывался, что ему не помогут ни слова о том, что Рут сегодня прекрасно выглядит, ни анекдот о блондинках, ни даже его блестящий послужной список адвоката.
– Я по семейному вопросу, – сказал он.
– В вашей семье проблема психологического характера? – сухо произнесла Рут.
– В нашей семье, – импровизировал Джордан. – Я брат доктора Ва. – Когда Рут посмотрела на него, Джордан добавил: – Сводный брат доктора Ва.
Она приподняла тонкую бровь и нажала кнопку на своем телефоне. Через мгновение он зазвонил.
– Доктор, – сказала она. – С вами хочет поговорить человек, который утверждает, что он ваш брат. – Она повесила трубку. – Он сказал, чтобы вы заходили.
Джордан открыл тяжелую дверь из красного дерева и увидел Кинга, жующего бутерброд, забросив ноги на письменный стол.
– Джордан МакАфи, – улыбаясь произнес он. – Я должен был догадаться. Ну, рассказывай… как дела у мамы?
– Откуда мне знать. Она всегда любила тебя больше, – пошутил Джордан и подошел, чтобы пожать Кингу руку. – Спасибо, что принял меня.
– Я должен был узнать, у кого хватило хутспы[18] назваться моим братом.
– Хутспы? – повторил Джордан. – Ты выучил это слово в китайской школе?
– Ага, урок идиша был сразу после арифметики. – Он жестом пригласил Джордана присесть. – Как дела?
– Хорошо, – ответил Джордан. – То есть не так хорошо, как у тебя. Невозможно включить судебный канал, чтобы не увидеть твое лицо на экране.
– Я часто выступаю в суде, это правда. Честно говоря, у меня есть всего десять минут, пока не пришел очередной посетитель.
– Я понимаю. Поэтому воспользуюсь тем временем, что ты мне уделил. Я хочу, чтобы ты обследовал моего клиента.
– Джордан, старик, ты же знаешь, что я не против. Но у меня работы в судах на шесть месяцев вперед.
– Здесь другой случай, Кинг. Речь идет об убийстве нескольких человек.
– Нескольких? – переспросил Кинг. – Скольких мужей она убила?
– Ни одного, и это не она. Это парень. Мальчик. Над ним много лет издевались, а потом он взял и начал стрелять в школе Стерлинг Хай.
Кинг протянул половину своего бутерброда Джордану.
– Ладно, братишка, – сказал он. – Поговорим за обедом.
Джози обвела взглядом пол, выложенный практичной серой плиткой, стены из шлакоблоков, металлическую решетку, отделявшую диспетчера от посетителей, тяжелую дверь с автоматическим замком. Все это напоминало тюрьму, и ей стало интересно, задумывался ли когда-нибудь сидящий внутри полицейский об этой иронии. Но при мысли о тюрьме Джози сразу же вспомнила о Питере и опять запаниковала.
– Я не хочу здесь больше оставаться, – сказала она, поворачиваясь к маме.
– Я знаю.
– Зачем вообще он меня опять вызвал. Я ведь уже ему сказала, что ничего не помню.
Они получили по почте письмо, где говорилось, что у Патрика Дюшарма было «еще несколько вопросов» к ней. Для Джози это означало, что ему стало известно что-то, чего
– Все, что тебе нужно сделать, это еще раз сказать, что ты ничего не помнишь… и все, – сказала ей мама и мягко опустила руку на дрожащее колено Джози.
Но Джози хотелось встать, распахнуть эту двустворчатую дверь и броситься наутек. Ей хотелось бежать через парковку, на ту сторону улицы, через школьный стадион в лес, окружавший городской пруд, в горы, которые были видны из окна ее комнаты, Когда с деревьев опадали листья, взобраться как можно выше. А потом…
А потом она, наверное, раскинула бы руки и шагнула с края мира.
А если все это подстроено?
А если детектив Дюшарм уже знает… все?
