– Я его не убивал, если вы об этом.
– Нет, не об этом, – пожал плечами Джордан. – я удивлен, что ты раньше о нем не упоминал.
Питер посмотрел на него.
– Когда, например? Когда мне нельзя было и рта раскрыть на предъявлении обвинения? Или тогда, когда вы пришли сюда и заявили, что ваше дело говорить, а мое – слушать?
– Каким он был?
– Послушайте. Джойи умер, и вам это, разумеется, известно. Поэтому мне не понятно, каким образом разговор о нем может мне помочь.
– Что с ним случилось? – настаивал Джордан.
Питер царапал ногтем металлическую обивку стола.
– Этого золотого мальчика-отличника переехал пьяный водитель.
– С этим тяжело смириться, – осторожно сказал Джордан.
– Что вы имеете в виду?
– Ну, твой брат был идеальным парнем, правильно? Одного этого уже достаточно. А после смерти он вообще превратился в святого.
Джордан специально сказал это, чтобы удостовериться, что Питер заглотнул наживку, и, конечно же, лицо парня изменилось.
– С этим невозможно смириться, – горячо проговорил Питер. – Невозможно сравниться.
Джордан постучал карандашом по своему портфелю. Была ли причиной ярости Питера ревность или одиночество? Или это массовое убийство было способом привлечь внимание наконец-то к себе, а не к Джойи? Как построить защиту так, чтобы действия Питера говорили о его отчаянии, а не о желании превзойти славу брата?
– Ты скучаешь по нему? – спросил Джордан.
Питер ухмыльнулся.
– Мой брат, – сказал он. – Мой брат, капитан бейсбольной команды. Мой брат, который занял первое место на олимпиаде штата по французскому языку. Мой брат, который дружил с директором школы. Мой брат, мой непревзойденный брат, высаживал меня из машины за полмили от ворот школы, чтобы никто не видел, как он едет со мной в машине.
– Почему?
– Разве вы еще не поняли, что дружба со мной не приводит ни к чему хорошему?
Джордан вспомнил о своих проколотых шинах.
– Джойи не заступался, когда над тобой издевались?
– Шутите? Именно Джойи это все и начал.
– Как?
Питер подошел к окну маленькой комнаты. Его шея покрылась красными пятнами, словно воспоминания были выжжены на коже.
– Он говорил ребятам, что меня усыновили. Что меня родила шлюха-наркоманка, и поэтому у меня не все в порядке с головой. Иногда он делал это прямо при мне, и если я злился и начинал на него орать, он смеялся и давал мне пинка под зад, а потом оглядывался на своих друзей, словно то, как он себя вел, доказывало, что он говорит правду. Так скучаю ли я по нему? – повторил Питер и повернулся к Джордану. – Я рад, что он умер.
Джордана было нелегко удивить, и все же Питеру уже несколько раз удалось его шокировать. Питер просто был тем, чем становится человек, если оставить одни голые эмоции и отбросить социальный договор. Если тебе больно – плачь. Если тебя одолевает ярость – нападай.
Если надеешься – готовься к разочарованиям.
– Питер, – тихо проговорил Джордан, – ты хотел их убить?
И тут же Джордан начал проклинать себя за то, что задал вопрос, который никогда не задаст ни один адвокат, тем самым заставляя Питера признаться в умышленности своих действий. Но вместо ответа Питер задал ему не менее каверзный вопрос.
– Ну а вы что бы сделали? – спросил он.
Джордан впихнул еще немного ванильного пудинга Сэму в рот а потом облизал ложку.
– Это не тебе, – сказала Селена.
– На этот раз вкусно. Это не то гороховое дерьмо, которым ты его кормишь.
– Ну прости меня за то, что я хорошая мать.
Селена взяла влажное полотенце и вытерла рот Сэма, а затем проделала то же самое с Джорданом, который тут же отстранился.
– Я в полной растерянности, – сказал он. – Я не могу вызвать сочувствие к Питеру по поводу смерти его брата, потому что он ненавидел Джойи. Я даже не могу выстроить нормальную линию защиты, разве что попробовать сослаться на его невменяемость, но это будет невозможно доказать. У обвинения горы улик, говорящих о спланированном убийстве.
Селена повернулась к нему.
– Ты же понимаешь, в чем проблема?
– В чем?
– Ты считаешь его виновным.
– О чем ты говоришь? Девяносто девять процентов моих клиентов виновны, но это никогда не мешало мне добиваться оправдательных приговоров.
– Правильно. Но в глубине души ты не хочешь, чтобы Питера Хьютона оправдали.
Джордан нахмурился.
– Это ерунда.
– Это правда. Ты боишься таких, как он.
– Он ребенок…
– …который напугал тебя, совсем немного. Потому что он не захотел больше сидеть и терпеть, пока остальные будут гадить ему на голову, как всегда бывает.
Джордан посмотрел ей в глаза.
– То, что он застрелил десять человек, не делает его героем, Селена.
– Делает, для миллионов других ребят, которые жалеют, что у них самих не хватило смелости это сделать, – жестко сказала она.
– Отлично. Можешь открывать фан-клуб Питера Хьютона.
– Я не оправдываю его действия, Джордан. Но я понимаю, как он до этого дошел. Ты родился счастливчиком. Вот скажи честно, ты когда-нибудь был не в элитной группе? В школе, в суде или где-то еще? Люди знают тебя, люди хотят быть такими, как ты. Перед тобой открыт зеленый коридор, и ты даже не подозреваешь, что есть люди, которым приходится идти другим путем.
Джордан скрестил руки на груди.
– Ты снова начинаешь разговор о своей африканской гордости? Потому что, честно говоря…
– Ты никогда не видел людей, которые переходят на другую сторону улицы только потому, что ты черный. На тебя никогда не смотрели с отвращением, потому что ты держишь на руках ребенка, забыв надеть обручальное кольцо. Когда хочешь что-то сделать – кричать, говорить, что они идиоты, – но не можешь. Когда все от тебя отворачиваются, становишься бессильным, Джордан. И ты начинаешь привыкать к тому, что мир именно такой, потому что кажется, что выхода нет.
Джордан ухмыльнулся.
– Последняя фраза из моей речи по делу Риккобоно.
– Женщины, которую избивал муж? – пожала плечами Селена. – Даже если и так, она точно описывает ситуацию.
Вдруг Джордан встрепенулся. Он встал, схватил свою жену и расцеловал.
– Какая ты умница, черт возьми.
– Не буду спорить, но все же объясни почему.
– Синдром жертвы домашнего насилия. Это может сработать. Женщины, которых избивает муж, живут в постоянном страхе. В конце концов, чувствуя постоянную угрозу, они совершают действия, искренне считая,
