– В какой сфере вы являетесь экспертом, доктор?

– Я специализируюсь на агрессивности подростков. Я оцениваю их состояние от имени суда с целью определить природу их душевных расстройств, если таковые имеются, и назначаю соответствующее лечение. Также я консультирую суд касательно того, каким было состояние обвиняемого на момент совершения преступления. Я работал с ФБР над составлением психологического портрета подростка, склонного к выстрелам в школе. Мы пытались провести параллели, изучая события в Терстоуне, Падьюке, Рокори и Коломбине.

– Когда вас впервые привлекли к работе по этому делу?

– В апреле.

– Вы ознакомились с материалами дела Питера Хьютона?

– Да, – сказал Аппенгейт. – Я просмотрел все материалы, которые получил от вас, мисс Левен, – записи из школы, медицинскую карту, отчеты полиции, протоколы опросов свидетелей, проведенных Патриком Дюшармом.

– Что именно вы искали?

– Признаки психической болезни, – сказал он. – Физиологическое объяснение его поведения. Психосоциальные характеристики/которые имелись у других совершавших подобные преступления.

Диана взглянула на присяжных, их глаза остекленели.

– По результатам своей работы можете ли вы сделать медицинское заключение о душевном состоянии Питера Хьютона шестого марта 2007 года?

– Да, – подтвердил Аппенгейт и, повернувшись к присяжным, заговорил медленно и четко: – У Питера Хьютона на момент совершения выстрелов в школе Стерлинг Хай не было никакого психического заболевания.

– Расскажите, пожалуйста, почему вы пришли к такому выводу?

– Психически здоровый человек, по определению, осознает реальность того, что он делает, в момент совершения действия. Есть доказательства, подтверждающие, что Питер в течение некоторого времени готовился к этому нападению – начиная с того, что он приготовил патроны и оружие, и заканчивая составлением списка жертв и репетицией Армагеддона посредством компьютерной игры. Для Питера стрельба не была уходом от реальности, а задолго спланированным и тщательно продуманным действием.

– Есть ли другие доказательства того, что Питер спланировал это преступление?

– Когда он только приехал в школу и встретил своего друга, то попытался предупредить его об опасности. Он поджег взрывчатку в машине, перед тем как войти в школу, – учинил диверсию, чтобы беспрепятственно проникнуть в здание с оружием. Он тайно пронес предварительно заряженное оружие. Он направился в те места, где сам становился жертвой. Это непохоже на действия человека, который не понимает, что делает. Это поступки рационального, злого, возможно, переживающего обиду, но здравомыслящего молодого человека.

Диана прошлась перед свидетелем.

– Доктор, у вас была возможность сравнить материалы других подобных инцидентов с выстрелами в Стерлинг Хай и подтвердить свое заключение о том, что подсудимый психически здоров и отвечает за свои действия?

Аппенгейт перебросил свои косички через плечо.

– Ни один из стрелявших в Коломбине, в Падьюке, в Терстоуне или в Рокори не был признан больным. Дело не в том, что они были одиночками, а в том, что они сами не воспринимали себя равноправными членами социальной группы. Например, Питер был членом футбольной команды, но он один из двух учеников, которые никогда не играли на поле. Он был умным, но на его оценках это не отражалось. У него были романтические чувства, но безответные. Единственной сферой, где он чувствовал себя комфортно, был мир, который он сам создал, компьютерные игры, где Питеру было не просто комфортно… там он был Богом.

– Значит ли это, что шестого марта он жил в выдуманном мире?

– Абсолютно исключено. Если бы это было так, он бы не спланировал свое нападение так тщательно.

Диана обернулась.

– В деле есть доказательства, доктор, говорящие о том, что Питер был объектом издевательств в школе. Вы ознакомились с этой информацией?

– Да, ознакомился.

– В своих исследованиях изучали ли вы влияние буллинга на таких детей, как Питер?

– В каждой школе, где имели место выстрелы, – сказал Аппенгейт, – речь шла о буллинге. Якобы именно из-за издевательств эти ребята в один прекрасный день не выдерживают и отвечают насилием. Тем не менее в каждом случае – и в этом, по моему мнению, тоже – стрелявший преувеличивает издевательства. Стрелявшего дразнили не больше, чем других ребят в школе.

– Зачем тогда стрелять?

– Это способ открыто взять под контроль ситуацию, в которой они чувствуют себя бессильными, – объяснил Куртис Аппенгейт. – Что опять же говорит о том, что эти действия заранее спланированы.

– Свидетель ваш, – сказала Диана.

Джордан встал и подошел к доктору Аппенгейту.

– Когда вы впервые встретились с Питером?

– Ну, лично мы незнакомы.

– Но вы же психиатр?

– Насколько я помню, да, – сказал Аппенгейт.

– Я считал, что психиатрия основывается на том, чтобы установить связь со своим клиентом, узнать, что он думает об окружающем мире, как его воспринимает.

– Отчасти так.

– И это невероятно важная часть вашей работы, верно? – спросил Джордан.

– Да.

– Вы сегодня назначили Питеру лечение?

– Нет.

– Потому что вам необходимо лично встретиться с ним, прежде чем решить, какое лечение будет для него лучше, правильно?

– Да.

– Доктор, у вас была возможность пообщаться со стрелявшими в школе города Терстоун?

– Да, – ответил Аппенгейт.

– А с мальчиком из Падьюки?

– Да.

– Из Рокори?

– Да.

– Но не из Коломбины…

– Я психиатр, мистер МакАфи, – сказал Аппентейт, – а не медиум. Хотя я разговаривал с семьями этих двух мальчиков. Я читал их дневники и изучал их видеозаписи.

– Доктор, – спросил Джордан, – вы хоть раз разговаривали с Питером Хьютоном?

Куртис Аппенгейт заколебался.

– Нет, – сказал он. – Не разговаривал.

Джордан сел, а Диана повернулась в судье.

– Ваша честь, – сказала она, – у обвинения нет вопросов.