– Нет.
– Сколько единиц оружия вы нашли в раздевалке?
– Четыре, – сказал Патрик. – Один пистолет у подсудимого, один на полу и два короткоствольных ружья в рюкзаке.
– Кроме снятия отпечатков пальцев с оружия, найденного в раздевалке, проводились ли еще какие- нибудь исследования?
– Да, баллистическая экспертиза.
– Объясните, пожалуйста, что это такое.
– Фактически, это выстрелы в воду, – сказал Патрик. – На каждой пуле, которая выходит из оружия, остаются царапины оттого, что пуля вращается, проходя сквозь рифленый ствол. Это значит, что можно определить, из какого оружия была выпущена пуля. Выстрелив в воду, мы получаем контрольный образец, с которым сравниваем собранные на месте происшествия пули. Кроме того, изучив остаток в стволе, также можно определить, стреляли ли вообще из данного оружия:
– Вы проверили все четыре единицы?
– Да.
– И какими были результаты?
– Стреляли на самом деле только из двух, – сказал Патрик. – Из пистолетов «А» и «Б». Все обнаруженные нами пули были выпущены из пистолета «А». Пистолет «Б» на момент изъятия заклинило из- за двойной подачи пули. Это значит, что две пули одновременно вышли в патронник, что и стало причиной неисправности. Когда спустили курок, пистолет заклинило.
– Но вы сказали, что из пистолета «Б» стреляли.
– По крайней мере, один раз. – Патрик посмотрел на Диану. – На сегодняшний день пуля не обнаружена.
Диана Левен методично расспрашивала Патрика о том, как он обнаружил каждого из десяти погибших и девятнадцати раненых учеников. Он начал с момента, когда вышел из школы с Джози Корниер на руках и отнес ее к машине «скорой помощи», а закончил тем, как судмедэксперт отвез последнее тело в морг. После этого судья объявил перерыв до следующего дня.
Сойдя с места свидетеля, Патрик подошел на минутку к Диане, чтобы узнать, что будет завтра. Двойная дверь в зал суда была распахнута, и Патрик видел, как в коридоре репортеры впитывают истории каждого разъяренного родителя, готового давать интервью. Он узнал маму девочки – Джады Найт, которой выстрелили в спину, когда она бежала из столовой. – В этом году моя дочь отказывается ходить на уроки до одиннадцати утра, когда начинается третий урок, – говорила женщина. – Она всего боится. Вся ее жизнь разрушена. Почему Питер Хьютон должен избежать наказания?
У него не было никакого желания общаться с толпой репортеров, но как единственного свидетеля, дававшего показания в этот день, его ни за что не пропустят. Поэтому он просто присел на деревянную ограду, отделявшую суд от мест для зрителей.
– Привет.
Он обернулся, услышав голос Алекс.
– Почему ты до сих пор здесь?
Он думал, что она сейчас наверху, забирает Джози из комнаты для свидетелей, как это было вчера.
– Могу задать тебе тот же вопрос.
Патрик кивнул в сторону двери:
– Я не настроен на битву.
Алекс подошла ближе, встала между его коленями и обняла. Она уткнулась лицом в его шею, и Парик почувствовал на своей груди ее глубокий судорожный вздох.
– Мог бы и обмануть меня, – сказала она.
У Джордана МакАфи выдался плохой день. Малыш срыгнул на него, когда он уже стоял в дверях. Он на десять минут опоздал в суд из-за чертовых репортеров, которые плодятся как кролики, а на стоянке не было свободных мест, в итоге судья Вагнер сделал ему замечание за опоздание. Плюс ко всему по непонятной причине Питер перестал общаться с Джорданом, если не считать непонятного мычания, а первым пунктом в тот день был перекрестный допрос рыцаря на белом коне, который ворвался в школу, чтобы задержать хладнокровного убийцу.
– Детектив, – сказал он, подойдя к Патрику Дюшарму, стоящему за свидетельской стойкой, – после того, как судмедэксперт закончил работу, вы поехали в отделение полиции?
– Да.
– Питера содержали там же, верно?
– Да.
– В тюремной камере… с решеткой и замком?
– В камере задержания, – поправил Дюшарм.
– А Питеру на тот момент было выдвинуто обвинение?
– Нет.
– Он ни в чем не обвинялся до следующего утра, правильно?
– Правильно.
– Где он провел ту ночь?
– В тюрьме округа Графтон.
– Детектив, а вы вообще разговаривали с моим клиентом? – спросил Джордан.
– Да, разговаривал.
– О чем вы его спрашивали?
Детектив скрестил руки на груди.
– Не хочет ли он кофе?
– Он принял ваше предложение?
– Да.
– Вы спрашивали его о том, что произошло в школе?
– Я спросил его, что случилось, – сказал Дюшарм.
– И что ответил Питер?
Детектив нахмурился.
– Он сказал, что хочет к маме.
– Он заплакал?
– Да.
– Фактически, он не переставал плакать все время, пока вы пытались задавать ему вопросы, правда?
– Да.
– Вы задавали ему еще какие-то вопросы, детектив?
– Нет.
Джордан сделал шаг вперед.
– Вы не стали этого делать, потому что мой клиент был не в форме для допроса.
– Я его больше ни о чем не спрашивал, – спокойно ответил Дюшарм. – И я не представлял, в какой форме он находился.
– Поэтому вы отправили ребенка – семнадцатилетнего ребенка, который плакал и просился к маме, – обратно в тюремную камеру?
– Да. Но я говорил ему, что хочу помочь.
Джордан посмотрел на присяжных и выдержал паузу.
– И что на это ответил Питер?
– Он посмотрел на меня, – сказал детектив, – и сказал: «Они все начали».
Куртис Аппенгейт работал судебным психиатром уже двадцать пять лет. Он имел три медицинских диплома университетов Лиги плюща[25] и резюме толщиной с кирпич, был белым, но его седые волосы до плеч были заплетены в африканские косички, и в суд он пришел в африканской рубахе с круглым вырезом и короткими рукавами. Диана внутренне приготовилась, что он будет звать ее «сестра» во время дачи показаний.
