— А в остальных фильмах о космосе…

— Все куда менее достоверно: например, ты видишь космический взрыв и уже знаешь, что сейчас последует чертов звуковой эффект, совершенно зубодробительный.

— Значит…

— Плюс во всех фильмах со взрывами, такое ощущение, забывают про скорость звука. Видимо, кинорежиссеры не только не понимают, что звук не распространяется в вакууме, они явно не знают, как он распространяется в атмосфере.

Ты видишь взрыв на расстоянии полкилометра, и грохот раздается в то же мгновение, а не с задержкой на секунду с хвостиком, как было бы на самом деле.

— Однако…

— Правда, есть признаки того, что ситуация может измениться к лучшему. В «Братьях по оружию»[121] взрывов хватает. Собственно, и тут далеко до совершенства, но, по крайней мере, подход серьезнее — видно, что люди, занимающиеся спецэффектами, стараются делать взрывы такими, какими и должны выглядеть взрывы веществ по-настоящему взрывчатых (то есть вспышка — и повсюду летают обломки), а не каких-то там воспламенившихся паров бензина или неизвестно чего еще, все эти огненные клубящиеся облака — такая лажа.

— Почему?

— «Почему»?

— Ага. Почему подобная ерунда имеет для тебя такое значение? Ведь это всего лишь чертовы фильмы, Кен!

— Потому что это неправда, вот почему! — воскликнул я, размахивая для выразительности руками.

— Итак, — спокойно проговорил Крейг, — что произошло в той студии?

— Я тебе уже все рассказал.

— Да, рассказал и заверил, что это правда. Но другим-то ты рассказал нечто совершенно другое и, похоже, готов подтвердить ту версию под присягой, разве не так?

Я развернулся на диване — лицом к Крейгу, спиной к Сигурни с ее обреченными на гибель друзьями.

— Чего ради ты вдруг об этом заговорил, черт возьми?

— Кен, ты вечно выставляешь себя защитником правды и требуешь от всех придерживаться фактов, но теперь-то врешь людям в глаза.

— Но ведь в этом вся соль! Разве ты ничего не понял?

— Я прекрасно понимаю, что ты затеял, Кен, — рассудительным тоном заметил Крейг, — и даже готов тебе аплодировать. Наверное. — Он вытянул ноги, откинулся на спинку дивана и заложил руки за голову, — Ты решил обратиться к насилию, которое скорей принадлежит к арсеналу средств твоеголлохого парня, однако я понимаю зачем. Я только хочу сказать, что ради выполнения задуманного тебе придется поступиться этой твоей идеей насчет того, что правду нужно говорить при любых обстоятельствах, даже когда она неприятна.

— Крейг, не надо. Я ничем не лучше любого другого и вру на каждом шагу. Особенно в том, что касается отношений. Боже, мне бы самому хотелось стать нежным, внимательным, преданным однолюбом, но не получается. Я лгал… ну, большинству знакомых женщин. Я лгал своему начальству, прессе, потом…

— Мне?

Этот вопрос заставил меня умолкнуть. Я сел поудобнее и задумался.

— Знаешь, существует… ну, в общем, это называется белой ложью или ложью во спасение, так ведь? Относительно безобидная ложь, которая нужна, чтобы… пощадить чувства других или не дать им стать соучастниками… ну, либо соучастниками, либо…

— Спасибо за разъяснение, Кен, но я вроде бы как в курсе, что такое ложь во спасение.

— А еще это та фигня, которую приходится впаривать всем окружающим, даже друзьям, если скрываешь правду от кого-то одного.

Тот встроенный в мой мозг и постоянно включенный датчик-цензор, который обычно проверяет то, что я собираюсь сказать в прямом эфире, на несколько слов вперед, дабы убедиться в отсутствии там нецензурщины, теперь опять работал вовсю, только на этот раз он отслеживал слова лжи, не позволяя мне врать Крейгу напропалую, хоть я вовсе не собирался говорить ему всей правды, ибо в таком случае мне пришлось бы сознаться, что я врал ему часто и много, в особенности в связи с той ночью, которую провел с его женой.

— Например, я не сказал бы тебе правды, если б трахался с кем-то на стороне, а мне бы пришло в голову, что Джоу может спросить у тебя, не знаешь ли ты, где я. И полно тебе, старина. Ты ведь тоже так поступаешь, прямо сейчас. Куда ты сегодня собрался? С кем встречаешься?

— Это не одно и то же. Я просто тебе не говорю, куда иду. Нельзя сравнивать молчание с намеренной ложью.

— Но и с правдой его тоже сравнивать нельзя, разве не так?

— Ну и что, черт возьми? Ты не имеешь права знать абсолютно все о моей личной жизни.

— Но я же твой лучший друг! — воскликнул я и посмотрел на Крейга, — Ты не забыл?

— Лучший друг среди всех мужчин, это точно.

— И кто твой лучший друг среди женщин?

— Ну, как насчет Никки?

— Никки?!

— Ага, я, между прочим, знаком с ней с самого ее рождения.

— Да, но…

— Мы с нею вместе пережили множество потрясающих событий, столько, что даже не пересчитать, были, конечно, и трудные времена, но с ней всегда чудо как интересно, а кроме того, она может быть забавной, заботливой, прекрасным слушателем, который все понимает… Что такое? В чем дело?

Я мотал головой.

— Ты должен отпустить девочку на свободу, Крейг. Согласен, она прекрасный друг и все такое, но…

— Я отпустил ее! — запротестовал Крейг, — Она теперь в Оксфорде. Ей там нравится, домой теперь ее затащишь с трудом, у нее столько друзей, что она не знает, что с ними делать. Да, может, у нее там уже было больше постельных партнеров, чем у меня за всю мою жизнь. Поверь, Кен, я рад за нее в связи со всем этим и вовсе не хочу ни в чем ее ограничивать. Но она останется навсегда моим лучшим другом.

— Прекрасно, — сказал я, — о’кей, но вряд ли тебя так уж веселит мысль о том, как она… с кем-то…

— Кен, у меня была уйма лет на подготовку к тому факту, что моя девочка рано или поздно начнет жить самостоятельной половой жизнью. Поверь, я много об этом думал. И… кое-что понял. Мы много об этом разговаривали. Мы, все трое. Никки предохраняется. Не для того мы ее воспитывали, чтобы она выросла дурочкой, — И он ткнул меня в колено указательным пальцем, — Однако все это о другом. А суть в том, что я сказал правду, когда говорил, что не собираюсь тебе кой о чем рассказывать. Я не…

— Да ладно тебе, все в порядке. Я понял разницу.

И ловко переменил заодно тему разговора. Лживая ты лицемерная гнида, сказал я себе.

— Собственно, вопрос даже не столько в этом, — ввернул я, желая побыстрее уйти от обсуждения вопроса о лжи в отношениях между людьми, — и не в использовании парсека в качестве единицы времени, как это с самого начала делалось в «Звездных войнах»; они даже не подумали избавиться от подобной ерунды в обновленной версии. А в том, что представляют собой все фильмы, вместе взятые… ну, голливудские, конечно. Вот о чем я подумал. Представь, что получилось бы, начни живописцы работать так, как работают в Голливуде.

Крейг вздохнул, и я подумал, что он заподозрил меня в намерении произнести длинную тираду, то есть попал в точку.

— Например, нынешняя «Мона Лиза» втом виде, в каком мы ее знаем, стала бы первым дублем- эскизом. На втором она оказалась бы уже блондинкой, на третьем задорно улыбалась бы, приспустив