указывавшей направление движения. Видимо, Свелтер решил повторить прежний маневр. Несмотря на весь ужас видимого, камердинера одолевали вопросы: откуда его злейший враг знает, что он спит головой на восток? И что он часто во сне сворачивается калачиком? Неужели Свелтер наблюдает за ним во время сна? Может ли быть такое? Слуга в последний раз заглянул в окно – шеф-повар как раз заносил свой нож над многострадальным мешком. Удар – и опять на исходную позицию. Флей вытер выступившую на лбу испарину и спрыгнул с бочки. Ему вдруг очень захотелось убежать отсюда – неважно куда, главное – подальше от жилища такого чудовища, как Свелтер. И чтобы не видеть отвратительного зеленого света. Тут же камердинер ахнул – он же должен был разыскать няньку! Вот что значит – пренебрегать своими обязанностями! Стараясь не оглядываться, слуга бросился к входу, ведущему в покои госпожи Слэгг.

Рывком растворив дверь, Флей бросился вверх по лестнице через несколько ступенек. Чтобы попасть к комнате няньки наследника, нужно было пройти немалое число разных залов и помещений, однако увиденное столь сильно потрясло камердинера, что он даже не заметил, как оказался возле нужной двери.

Однако госпожи Слэгг не оказалось в своей комнате. Должно быть, она у Фуксии, смекнул Флей. Так оно и оказалось. Нянька сидела вместе с воспитанницей у камина – камердинер увидел это, осторожно приоткрыв дверь.

Вспомнив, что время не ждет, старик энергично постучал в дверь костяшками пальцев. Обе тотчас же встрепенулись – видимо, исходящее из камина тепло основательно разморило их. Все еще стоя за дверью, Флей постарался напустить на себя важный вид – ни в коем случае нельзя показать женщинам, что он расстроен и смущен. В конце концов, не все уж так плохо – и Свелтер злобствует потому, что получил отличный удар по физиономии. Будет знать, как паясничать. В следующий момент камердинер решительно шагнул в комнату. Первым делом он посмотрел на поднос с едой и только тут сообразил, что очень хочет пить.

Впрочем, в себя он все-таки пришел – голос его был абсолютно бесстрастен, когда он сухо сообщил госпоже Слэгг, что она должна подготовить младенца и отнести его в библиотеку. Он, Флей, будет ожидать ее у выхода.

В момент, когда Флей важно выплывал из комнаты Фуксии, Стирпайк, сидя в кресле, отодвинулся от стола, за которым он только что отужинал с братом и сестрой Прунскваллер. Все трое по достоинству оценили нежного поджаренного цыпленка с хрустящей корочкой, овощной салат и выдержанное красное вино. Неожиданно свалившееся с неба благополучие тем не менее не притупило в Стирпайке предусмотрительности: вовремя вскочив с места, он отодвинул стул от Ирмы Прунскваллер и помог ей подняться на ноги. Вообще-то сестра доктора не была дряхлой старухой и вполне могла встать из-за стола сама; тем не менее она охотно оперлась о плечо юноши и поблагодарила его за помощь.

Сегодня госпожа Ирма была облачена в темно-красное кружевное платье – между прочим, висевшее на ней, словно на вешалке. Природа всегда несправедлива, считают женщины – они пытаются спрятать под одеждами свои угловатые формы, но у них ничего не выходит, другие столь же безуспешно маскируют пышными нарядами складки жира.

В довершение всего леди Прунскваллер зачесала волосы назад и не стала собирать их в пучок. Волосы висели до поясницы и зрительно делали фигуру хозяйки еще более худой и угловатой.

Сам доктор Прунскваллер давно уже заметил, что его сестра стала тратить на туалет гораздо больше времени, что в ее гардеробе появилось много новых нарядов. Медик был трезво мыслящим человеком – он знал, что отпрыски семейства Прунскваллер никогда не блистали красотой. Впрочем, природа, обделяя одним, обязательно дает другое – и сам доктор, и его родственники как правило преуспевали в жизни и на бедность не жаловались. Одновременно заметил эскулап и услужливость Стирпайка – едва только он смекнул, что Ирма хочет посидеть у камина, так сразу метнулся в угол и придвинул к огню глубокое кресло, в котором всегда приятно подремать.

– Они не встречаются. Я говорю, что они не встречаются, – бесстрастно проговорила Ирма, наливая себе кофе.

Удивительно, что госпожа Прунскваллер знала обо всем, что происходило в Горменгасте, хотя была близорукой.

Доктор, как раз направлявшийся в соседнее кресло с чашкой кофе, удивленно остановился на полдороге.

– Дорогая, о чем это ты? О несходстве характеров, что ли? Или еще о чем? Может, о душах, жаждущих супружества? Ха-ха-ха! Или еще о чем? Я не понимаю, сестрица, просвети меня.

– Не говори ерунды, – сердито сказала леди Ирма, – а посмотри лучше на занавески. Я говорю – взгляни на занавески!

Врач повернулся и изучающим взглядом уставился на окно:

– Ну и что? Обычные занавески. Во всяком случае, я не вижу в них ничего противоестественного. Все, как и должно быть: одна штора справа, вторая слева, ха-ха... Я абсолютно уверен, что все так и обстоит на самом деле!

Ирма, надеясь, что Стирпайк смотрит именно на нее, изящным жестом поставила кофейную чашку на поднос и сказала капризно:

– Но ты посмотри в середину, глянь в центр, говорю!

В голосе женщины послышались торжествующие нотки, и кончик ее носа покраснел от напряжения.

– Ну и что? Их разделяет пустое пространство. Пробел, так сказать.

– Ну тогда восполни его! – сердито воскликнула леди Ирма, грациозно откидываясь на спинку кресла и глядя украдкой в сторону Стирпайка. Впрочем, тут даму постигло разочарование: юношу абсолютно не интересовали философские тонкости разговора брата и сестры Прунскваллер, так что он со скучающим видом смотрел в окно.

Сам доктор, подойдя к окну, где, по выражению его сестры, занавески «не встречаются», мощным взмахом руки плотнее запахнул шторы. После чего, подойдя к столу, позвонил в изящный серебряный колокольчик. Откуда ни возьмись, появился повар. Он ловко собрал на бронзовый поднос остатки трапезы и величественно удалился.

И тут же снаружи послышались резкие женские голоса.