Иногда лорд Сепулкрейв просто не понимал, что за червь гложет его душу – вроде бы все нормально, беспокоиться нечего, но тем не менее... Впрочем, меланхолия была обычным состоянием души этого человека, так что он не придавал большого значения своему минорному настроению.

Но не родился еще на свете человек, который бы хоть намеком не упоминал о грустных мыслях. Даже если он знатного рода и стоит на вершине иерархической лестницы. Но именно высокое положение и затрудняло общение герцога с окружающими – говорить откровенно о своих мыслях и чувствах он мог только с очень немногими людьми, одним из которых и был Поэт. Когда выдавалась свободная минутка в сочетании с приливами откровенности, лорд Сепулкрейв отправлялся в гости к Поэту и довольно сумбурно излагал ему все, что думал. Разумеется, нормальный человек вряд ли понял бы его – интересы обитателей замка были в большинстве случаев крайне приземленными и ограничивались приобретением различных удобств, что облегчают жизнь простому смертному. Поэт же понимал все – он никогда не задавал дурацких вопросов и ничему не удивлялся – мысль в ее естественном полете, не спрятанная за шелухой вычурных слов, была для этого человека с продолговатой, как у лошади, головой, смыслом жизни. Впрочем, иногда даже Поэт раздражал хозяина замка – стихотворец был неисправимым идеалистом и верил в конечное торжество справедливости. И потому, чтобы не разочаровываться в чересчур умном собеседнике, лорд Гроун предпочитал видеться с ним раз в две-три недели.

Была в аристократе еще одна черта, выделявшая его среди остальных представителей рода человеческого – он очень любил работать и делал это самозабвенно, не считаясь со временем. Впрочем, себе-то Сепулкрейв мог признаться, что специально забивал голову размышлениями о работе, чтобы изгнать меланхолию, которая иногда просто терзала его. Однако даже обилие работы не всегда помогало – и тогда аристократу приходилось прибегать к разным эликсирам и порошкам, которые, как он прекрасно знал, не прибавляли ему здоровья.

И сейчас, удобно устроившись в глубоком кресле, лорд Сепулкрейв снова терзался грустными мыслями. Впрочем, и наслаждался тоже. Библиотека располагала к философским размышлениям – о смысле жизни, о сущности мира. Гроун знал – он будет размышлять здесь почти до рассвета, а потом, когда его голова одуреет от бессонницы и напряжения, пойдет в спальню, чтобы провалиться в бездонную пропасть сна. И так до следующего дня.

В данный момент сознание герцога боролось с искушением встать, взять подсвечник и подойти к полкам, чтобы выбрать какую-нибудь более подходящую его настроению книгу, нежели сборник поэм. С другой стороны, совершенно не хотелось подниматься. Но неожиданно в голову аристократа пришла мысль, которая за сегодняшний вечер то и дело ускользала от него, не давая сосредоточиться. Так что с выбором книги можно было подождать, Так, что там было? Кажется, он начал с раздумий о роли традиций в могуществе и процветании семьи. Да, семья, семья... Стоп, сын, он совсем забыл о сыне!

Меланхолию как рукой сняло – нет, привычное состояние нисколько не покинуло душу Сепулкрейва; оно просто спряталось в дальний уголок, чтобы скоро вновь о себе напомнить. Легким движением лорд поднялся с кресла, поставил книгу на полку, где уже выстроились другие сборники поэзии, после чего вернулся к столу.

– Ну где ты там? – нетерпеливо вырвалось у герцога.

И тут из дальнего затемненного угла появился вездесущий Флей.

– Который час?

Флей поднес к глазам свои массивные часы:

– Восемь, господин!

Заложив руки за спину, хозяин Горменгаста прошелся вперед, потом назад. Флей наблюдал за ним, и тут аристократ остановился как раз напротив камердинера.

– Я хочу, чтобы сюда принесли моего сына, – заговорил лорд Сепулкрейв, – а ты иди и скажи няньке, чтобы к девяти часам она принесла его сюда. Проведешь их... ну, через парк, что ли... Все, можешь идти!

Флей, повернувшись, молча вышел. Пройдя несколько шагов по темному коридору, старик свернул направо. Хотя кругом царила полная тьма, Флей отлично ориентировался здесь. Все, он уперся в резную дубовую дверь... Так, теперь нужно протянуть руку, тут будет засов... В подтверждение предположений камердинера глухо звякнул отодвигаемый засов. Отворив дверь, старик вышел на улицу. Ночь была безлунной, только сбоку можно было различить росшие у стен библиотеки исполинские сосны. Впрочем, Флея темнота нисколько не страшила – он ходил этой дорогой тысячи раз, так что может пройти и сейчас, даже если ему завяжут глаза. Сперва – направился по вымощенной каменными плитками дорожке, вслух рассуждая с самим собой: «Но почему сейчас-то? Летом было достаточно времени, да и светло опять же – возись с мальчишкой – не хочу... Но словно забыл о ребенке... Давно нужно было заняться с дитятей – отец все-таки! Не пойму я: с какой стати вести их по улице ночью, да еще в такой холод! И так обращаются с наследником! Плохо. И опасно. Простудится. Впрочем, его сиятельству все-таки виднее. Он знает. А я – всего лишь слуга, что с меня взять? Впрочем, я самый главный слуга. На этот пост избрали меня, потому что верили мне. Интересно, почему? Наверное потому, что я умею молчать, хе-хе...»

По мере приближения к Кремневой башне деревья стали редеть, и на небе можно было различить отдельные звезды. Ветки больше не образовывали над головой плотный потолок, так что теперь на землю проникал слабый бледный свет звезд и луны. Внезапно Флей остановился, глядя с ужасом вперед. В нескольких шагах, прямо у дороги, стояла странная фигура – выше человеческого роста, абсолютно неподвижная. Что это? Не злой ли дух? Чувствуя, как гулко забилось сердце, Флей проворно схватился пальцами за висящий на шее талисман. Теперь можно сделать шаг вперед. И тут же камердинер выругал себя – «злой дух» оказался просто подстриженным деревом. И как только он днем не обратил внимания на эти проделки садовников?

Злясь на себя и садовников, камердинер не заметил, как дошел до нужной двери. Флей и сам не знал, почему сразу не поднялся по лестнице и не разыскал няньку Слэгг. Старик осмотрелся: с одной стороны – помещение для слуг, можно даже подойти и заглянуть в окно. С другой – высоченное окно кухни. Должно быть, смекнул Флей, ночная смена работает, а остальные наверняка уже легли спать. Камердинер лорда Сепулкрейва попытался представить, что может происходить сейчас на кухне. Все, как обычно: кто-нибудь из младших поварят отскребает с песком заляпанный жиром пол, кто-то моет посуду, кто-то готовит специи для завтрашних соусов.

Однако неожиданно для себя Флей углядел небольшое окошко, из которого лился зеленоватый свет. Старик еще не успел удивиться, как ноги сами понесли его через двор к этому окошку.

Дважды он пытался остановиться, говоря себе, что ничего интересного там быть не может, что уже холодно и что он пришел сюда по поручению господина. И тем не менее неведомая сила заставляла старика идти все дальше и дальше.