опускать книгу с лежащим на ней ребенком на стол. В это время старик случайно глянул на сестер герцога и заметил, как те обмениваются ехидными ухмылками – непонятно только, на чей счет. Это было уже выше сил старика. Пальцы его неожиданно онемели, и книга накренилась вниз, младенец заскользил на пол, вырвав в попытке зацепиться лист, совершая тем самым первый в своей жизни богохульный поступок. Металлическая корона жалобно звякнула о ножку стола. Первой опомнилась, как всегда, нянюшка. С воплем: «Ах ты, Боже мой!» – старуха кинулась к заходящемуся рыданиями малышу. Саурдаст готов был сквозь землю провалиться – он все еще сжимал в пальцах злополучную книгу.

Доктор Прунскваллер, согнувшийся, словно вопросительный знак, резко повернулся в сторону госпожи Гертруды, готовый прийти на помощь, случись с нею что. Глаза герцогини по-прежнему ничего не выражали, и эскулап задребезжал:

– О, они же как мячики, прыгучие, упали, но не ничего с ними не случилось. Ах, вот так, ха-ха!

– Что вы такое болтаете о людях, – вспыхнула женщина.

– Я говорю всего лишь о вашем сынишке, сударыня. Он же упал на пол, и с ним ничего не...

– Упал? – хрипло переспросила герцогиня. – Но куда?

– Ха-ха, ха-ха, ваше сиятельство, он свалился на пол. Конечно, на пол – в этом не может быть никакого сомнения. Вы слышите этот полный трагизма крик? Он, он, ваше чадо, ваша кровинка. Ах, этот пол, разрази его господь. Хорошо еще, что между, сиятельным телом вашего младенца и варварской натурой пола кто-то догадался подстелить толстый ковер. Ха-ха.

– А, так вот почему такой переполох, – женщина равнодушно повела плечами, скармливая при этом своей птичке очередную порцию хлебных крошек.

– Да, – процедила Кора, поворачиваясь к сестре, при этом в голосе ее слышалось неприкрытое злорадство, – да, да. Вот оно как повернулось. Готовились – готовились – и на тебе.

– Именно, – отметила Кларисса с удовлетворением, и сестры довольно переглянулись. Нечасто на их долю выпадала подобная радость. Обе женщины – конечно, старые девы – мстительно смотрели в сторону леди Гертруды. Впрочем, та по-прежнему была поглощена исключительно своим пернатым питомцем.

Кажется, мать Титуса наконец решила как-то проявить себя. Сложив трубочкой губы, она издала легкий свист – и птичка тотчас же перелетела с ее плеча на чуть согнутый палец. Неторопливо герцогиня подошла к Саурдасту, который трясся крупной дрожью, хотя первый испуг у него прошел в момент, когда старик убедился – ничего страшного с младенцем, кажется, не случилось. Сам лорд Гроун стоял в стороне, засунув руки в карманы – по-видимому, он счел за лучшее оставаться в стороне. Однако глаза его были полны тревоги. Госпожа Слэгг баюкала в своих заботливых руках вовсю орущего младенца, шепча ему всякие успокаивающие слова. Впрочем, ребенок все равно буквально заходился от воплей.

Тогда герцогиня осторожно приняла ребенка из рук нянюшки и шагнула к окну, надеясь, что хоть яркий солнечный свет заставит наследника успокоиться.

Фуксия, во все глаза следившая за матерью, невольно испытывала жалось к маленькому пищащему свертку. В конце концов, он был ее братом. Было еще одно обстоятельство, несколько притупившее неприязнь девочки к Титусу – она ожидала увидеть нечто прекрасное и совершенное, к чему будут прикованы взоры окружающих. Но ребенок оказался только розовым сморщенным комочком, в котором не было даже намека на совершенство. Такой вряд ли мог возбудить восторг окружающих. К тому же Фуксия уже поняла, что присутствующие на церемонии, за редким исключением, ждут не дождутся, чтобы разбрестись по своим делам. Порадовало девочку и то, что мать явно не благоволила к младенцу, демонстративно предпочитая возиться со своими любимыми птицами. Так что новорожденный, выходит, все равно ей не конкурент...

Тем временем герцогиня поднесла Титуса к окну и принялась внимательно разглядывать его лицо, не переставая издавать легкий посвист – так женщина беседовала с сидевшей на ее плече пичужкой. Убедившись, что на лице ребенка нет повреждений, леди Гертруда перевернула малыша и осмотрела его затылок, после чего коротко распорядилась:

– Подайте сюда корону.

К ней тут же подскочил доктор Прунскваллер, на его растопыренных – наподобие лосиных рогов – пальцах покоилась подобранная с пола корона. Врач на сей раз обошелся без традиционных «ха-ха», но в глазах его бегали веселые искорки.

Тем не менее эскулап не был бы самим собой, если бы не постарался взять ситуацию под контроль:

– Может, мне короновать его сиятельство прямо тут, при свете солнца, ха-ха-ха? Конечно, так и следует поступить.

На лице лекаря появилось несколько ехидное выражение, так возмутившее пять минут назад леди Кору.

Неожиданно Титус прекратил плакать и замолчал. Впрочем, когда-нибудь он все равно должен был это сделать, поскольку при падении ему посчастливилось остаться совершенно невредимым. Младенец плакал исключительно от испуга, но любой испуг рано или поздно проходит.

– Да, доктор, будьте так добры, наденьте на него корону, – попросила герцогиня.

Прунскваллер неожиданно оробел – на его лице выступили бисеринки пота. Но коли напросился в помощники – отступать поздно. И врач, наклонившись над неестественно большой головой ребенка, ловко надел на нее корону – столь ловко, что младенец даже не хныкнул.

– Ха-ха, – воскликнул эскулап с явным облегчением.

– Саурдаст, – позвала леди Гертруда, даже не поворачиваясь, – подойдите сюда.

Секретарь лорда Сепулкрейва затравленно поднял голову – он как раз судорожно разглаживал вырванный ребенком при падении лист пергамента.

– Подойдите же ко мне, – повторила леди Гертруда с еще большей настойчивостью.

Обогнув стол, Саурдаст несмело приблизился к женщине и почтительно остановился в нескольких шагах.

– Вот что, Саурдаст, – заговорила герцогиня, – мы сейчас немного прогуляемся... Наберитесь терпения, это недолго. А потом ты сможешь закончить обряд крещения, как положено... Да успокойтесь вы, все в