– Я спросил, безобразно ли оно, и получил ответ, что оно необычно. Почему ты виляешь? Говори ясно.

– Господин, – воскликнул Прунскваллер, хотя и на сей раз в его голосе не слышалось особо выраженной интонации.

– Если я спрашиваю, отвратительно ли лицо, отвечай мне тем же словом, понятно? – тихо, но грозно спросил лорд.

– Понял, понял, господин...

– Выходит, ребенок отвратителен, – мрачно заметил Гроун, но тут же встрепенулся и с надеждой спросил: – Слушай, а ты видел когда-нибудь более уродливых младенцев?

– Ха-ха, ха-ха, никогда! Никогда не видел малыша с такими... э-э-э... необычными глазами.

– С глазами? – сразу насторожился аристократ. – А что там такое с глазами?

– Что такое? – переспросил доктор. – Ваше сиятельство, вы, кажется, сказали, что с глазами? А разве вы сами их еще не видели?

– Ты меня доконал, мерзавец. Быстро говори, иначе я найду средство развязать твой язык. Итак, последний раз спрашиваю, что с глазами моего сына? Какого они цвета?

– Они... они... фиолетовые!

Пока хозяин замка застывшими глазами смотрел на поникшего врача, на лестнице появилось еще одно действующее лицо – девочка лет пятнадцати с черными волосами и длинными ресницами. Конечно, возраст с одиннадцати до шестнадцати лет еще не дает будущей женщине достойно показать свою красоту, так что если бы не длинные волосы, девочку можно было бы принять за долговязого подростка. Но зато у нее были удивительно правильные яркие губы и красивые глаза.

Желтый шарф бессильно мотался вокруг худенькой птичьей шейки девочки, а ярко-алое, словно рдеющие угли, платье висело на ее угловатом теле, словно на вешалке.

– А ну, постой, – остановил ее лорд Гроун, видя, что девочка собирается незаметно прошмыгнуть мимо него и лекаря.

– Да, папа, – сказала девочка, послушно останавливаясь.

– Что-то за последние две недели я тебя почти не видел... Чем ты занимаешься?

– Да так, папа, бываю то здесь, то там, – ответила она, потупив глаза. Сейчас, когда девочка стояла, ссутулясь, только человек с большой фантазией мог бы угадать в ней несколько хотя бы приблизительно женских черт. Разве что одежда...

– Ага, то здесь, то там, говоришь, – тихо спросил лорд Гроун. – Интересно, как я должен это истолковать, скажите на милость? Ты мне конкретно скажи, где ты скрываешься? Ну, Фуксия, я жду.

– Много читаю в библиотеке, в арсенальных кладовых бываю, там ведь так интересно, – еле слышно ответила Фуксия, и глаза ее неожиданно сузились. – Пап, я что-то слышала нехорошие разговоры о маме... Говорят, что у меня родился брат, и что он... Идиоты, идиоты – ненавижу их. Ну, ведь я... Ах!

– Действительно, на свет появился новый человек, твой младший брат, Фуксия, – подал голос доктор Прунскваллер. – Он как новая зеленая веточка на генеалогическом древе вашего прославленного семейства. Кстати, он как раз находится за этой вот дверью. Ха-ха, ха-ха, в самом деле, это так, ха-ха.

– Нет! – вдруг яростно закричала Фуксия, вызывающе глядя Прунскваллеру прямо в глаза. Врач испуганно потупился, а лорд Гроун, удивленный вспышкой ярости дочери, сделал шаг вперед, губы его были сурово сжаты...

– Все это вранье, – закричала Фуксия, в бешенстве притопнув ногой. – Я не верю, не верю! Дайте же мне пройти!

Впрочем, кричать девочке не было совершенно никакой необходимости, поскольку никто и не собирался ее удерживать. Проворно взбежав еще на несколько ступенек, Фуксия со всех ног бросилась по темному длинному коридору. Она бежала все дальше, и крик ее замолкал вдали:

– Как я ненавижу людей! Ненавижу! Ненавижу!

Все это молча наблюдал Флей. Он мгновенно оценил обстановку и решил, что было бы неразумно сейчас показываться на глаза герцогу. Кроме того, камердинер был изрядно обижен на герцога – как никак, он прослужил ему верой и правдой сорок лет, и теперь, в такой ответственный момент, тот мог бы не то что посоветоваться с ним, а хоть попросить слова утешения. Старику очень хотелось, чтобы лорд Гроун вспомнил о нем и испытал бы угрызения совести. Хотя если он так разгневан... Не зная, что предпринять, Флей растеряно куснул краешек ногтя. Что-то слишком долго он простоял у глазка. Повернувшись, камердинер с ужасом вспомнил о существовании молодого Стирпайка. Живо вскочив на ноги, Флей привычным движением водрузил на место картину, закрывая смотровое оконце и, схватив парнишку за плечи, потащил на середину комнаты, жарко шепча:

– Ну что, видел ее комнату, видел, свелтеровец?

Стирпайк, ошалевший от столь неожиданного проявления чувств, нашелся далеко не сразу:

– Что теперь будет?

– А ничего, у тебя же есть занятие, вот и делай свою работу...

– Как, вы снова отправляете меня к Свелтеру? О нет, только не это – он ужасен.

– Мне некогда возиться с тобой, у каждого свои дела, – отрезал камердинер мрачно.

– Не хочу к нему. А ведь он просто отвратителен.

– Кто отвратителен? – спросил Флей с подозрением.

– Он, кто же еще. Ведь лорд Гроун сказал это. И доктор тоже. Он мерзок.