ненароком коснулся золотой пайцзы на груди. Стражники заткнулись.

Темур несколько минут вглядывался в лицо юноши, не издавая ни звука. Марко молчал в ответ. Наконец Темур поиграл звякающими напальчниками и проговорил своим мелодичным, как колокольчик, голосом:

— Ты действительно совсем светлый. Прозвище «Человек с Луны» тебе очень подходит.

Марко молчал. По виску Темура пробежала влажная дорожка, и наследник вынул из рукава малюсенький яркий веер, похожий на чучел- ко тропической бабочки. Темур мелко взмахнул им и обошёл вокруг Марка, бесцеремонно разглядывая его. Долгополое катайское платье скрадывало его шаги, и, казалось, наследник плыл над землёй, не касаясь её.

— Я слышал о тебе много разного. Это правда?

Платье издавало тихий шелест. Волна сладковатого аромата духов обдавала лицо Марка, подгоняемая шёлковыми крылышками веера.

— Отец очень тебя хвалит. А это опасно для меня. Он не должен любить кого-то больше, чем единокровного сына. А он тебя любит. И это опасно уже для тебя.

Темур закончил обходить Марка и, чуть наклонившись, заглянул в его глаза.

— Научите своих рабов правильно говорить на катайском. Когда они произносят слово «нипастительнось», мне стоит больших усилий сохранять достоинство перед вашим высочеством, — ответил Марко, едва заметно шевельнув головой в имитации поклона.

Темур чуть нахмурился, потом лицо его тронула удивительно яркая солнечная улыбка. Он выпрямился и вновь скрылся в паланкине, оставив за собой волну цветочного аромата. Рабы крякнули, поднимая поноски на плечо. Стражники свирепо глядели на Марка, демонстративно сжимая рукояти сабель. Занавесь распахнулась, и Темур бросил Марку из уплывающего паланкина:

— Не ходи в мои сны, мальчик. Там ты не найдёшь ничего, кроме дерьма и боли.

Паланкин почти без скрипа быстро понёсся к выходу из дворца. «Там нет ровным счётом ничего хорошего, мой мальчик. Ровным счётом ничего», — донёсся до Марка мелодичный голос Темура, подражающий интонациям императора.

Марко поглядел на удаляющихся стражников, потом, движимый чистым озорством, поддел носком чувяка камушек, чуть подбросил его и, повернувшись, с силой придал ему ускорение ножнами. С неприятным шлепком камушек прилип к удаляющемуся бритому затылку стражника-сарацина. Скорчившись от неожиданной боли, сарацин оборотился к Марку. Тот как ни в чём не бывало стоял в профиль к паланкину, но не смог удержаться, повернулся к стражнику и послал ему воздушный поцелуй. Сарацин скрипнул зубами и, шипя проклятия, понёсся догонять своих.

…чувство тревоги пружиной подбросило Марка с постели. Он сел, откинув покрывало. Из-за ставен сквозь нарастающее пение проснувшихся сверчков и цикад слышалось бряканье пробегающего вдалеке патруля. Марко медленно поднялся, роняя на узорчатый пол шёлковые подушки, и подошёл к окну, потянув за собой зашелестевший халат. Неверный свет умирающей луны окрашивал двор в резкие серебряные мазки, перемежавшиеся угольно-чёрными полосами дрожащих от ветра теней. Лохматые ивы шумно переговаривались над ручьём, сердито бормочущим в ответ. Отблески воды бросали монетки света на подсвеченные снизу древесные стволы. Большая ночная птица бесшумно спорхнула из-под конька крыши соседнего павильона и быстро слилась с ветреной мглой, лившейся с небес. Лягушки в пруду испуганно прервали нестройное пение. Голоса патруля исчезали где -то в полном звуков ночном воздухе, словно бы тонули в одеяле. Марко медленно натянул холодный халат, зябко поёжившись от прикосновения остывшего за ночь хлопка.

Сзади раздался шорох. Марко резко развернулся, сжимая в руке пиалу, готовый швырнуть её в непрошеного гостя. Пустота покоев уставилась на него чернотой выколотого глаза. Шорох повторился. В серебряном квадратном отсвете, скользящем из-под ставень, струился песок. В комнате ветер не чувствовался, хотя придверный колоколец легко звенел, приветствуя влажный весенний сквознячок. Из-за отсутствия ветра струйки песка казались Марку живыми. Складываясь в причудливые узоры, песок бежал к ногам Марка, огибал парчовые туфли, свивался вокруг жадными змейками, словно пытался лёгкими щупальцами удержать ноги юноши.

Марко медленно подошёл к дверям спальни, глядя, как песок разлетается под его стопами и снова свивается в причудливый ковёр призрачных змей. Он снял с подставки меч и толкнул створки дверей. Те послушно скрипнули, пропустив лунный свет в глубь Павильона снов. Серебряная дорожка добежала до машины и осветила её массивный остов, на мгновение поиграв муслиновыми занавесями. Волшебные буквы горели в лунном свете, тени играли на них, создавая ошуще- ние движения. Казалось, буквы хотели сорваться со своего ложа и полететь к нему. Они что-то говорили, но Марко не знал их тайного языка.

(это язык сумерек, Марко, тайный код, открывающий путешественнику карту других миров)

Он пересёк павильон, стараясь не скрипеть половицами, чтобы не тревожить стражников, затаившихся где-то рядом. Машина дышала, занавеси играли в ночном ветерке, словно шевелились жаберные крышки гигантского серебристого карпа. Марко провёл ладонью по исчерченным письменами рамам, коснулся ременных петель, и камни, вживлённые в узорчатую кожу, отозвались теплом, неожиданным в ночной прохладе. Чувство тревоги само собой улеглось, уступив место воспоминаниям. Сопровождаемые мерным стуком рубиновых чёток, волокна тумана пронеслись перед внутренним взором Марка, складываясь в причудливые картины мира снов.

(ты умеешь плавать во снах, Марко)

Шелест песка усиливался. Марко опустил глаза и увидел, как песчаные волны разбиваются о невидимый барьер, окружающий машину. Песок образовывал правильные концентрические круги по всему периметру основания машины, словно бы она стояла в центре причудливого, но удивительно правильного чертежа. Марко чуть прищурился, и чертёж стал трёхмерным, поднимаясь от пола прямо к глазам. Словно дворец вырастал вокруг машины, представлявшейся ему теперь в виде большого центрального павильона, наподобие Пагоды предков. Внезапно он чихнул, ноздри, раздражённые запахом влажноватой пыли, резко исторгли песчинки из носоглотки, и невольные слезинки смыли наваждение. Песок осел, снова улёгшись чудными узорами. Марко шагнул к машине и почувствовал нежное, но тугое сопротивление воздуха, словно бы сгустившегося над узором. Он сделал внутреннее усилие и перешагнул через невидимый порог. В ответ песок зашевелился сильнее, змейки забурлили, заиграли, как рыба над поверхностью Драконьих прудов перед закатом. Марко отнял ногу, и песок успокоился.

(как будто кто-то распахнул двери, молодой господин, и оттуда в наш мир хлынуло что-то чужое)