– Неправда. Это не твоя вина!
– И мне нравится насилие, – продолжала я, не обращая на нее внимания, крепко обхватив руками колени. – Я никогда не признавалась себе в этом, но это так. Мне нравится совершать насилие, нравится власть, которая дает мне такую возможность. Я отправляюсь в темные уголки в поисках тех, кто причинил мне боль, чтобы по-своему восстановить справедливость, отомстить. Своими кулаками, Грета. Со всей ненавистью, которая переполняет мое сердце.
Она улыбнулась, отметая серьезность моих слов.
– Ты говоришь, что ты не совершенна.
– Ты не понимаешь. – Я повернулась к пей. – Я не могу это сделать! Я не могу стать такой, как вы ожидаете!
– Но ты дочь Зои Арчер.
– И дочь Тульпы.
Она склонила голову.
– Это тебя беспокоит?
– Это беспокоит всех, – заявила я и рассказала о своем столкновении с Уорреном в коридоре.
Грета тяжело вздохнула.
– Мы только что закончили сеанс. Я загипнотизировала его, и он пережил в сознании свой величайший страх. Ваши судьбы тесно переплелись.
Это заставило меня поднять голову.
– О чем это ты? Какой страх?
Глаза ее стали печальными, и она покачала головой.
– Что ты, женщина, с которой связаны все его надежды, предать его.
Я могла только раскрыть рот. В свете ее слов действия Уоррена приобретают смысл, но сами слова не поддаются объяснению.
Грета попыталась успокаивающе улыбнуться, но не сумела:
– Когда твое сознание уязвимо, все чувства обостряются. Он увидел тебя сразу после ухода, услышал, ощутил запах твоего предательства…
– Но я не предала его!
– Он верит, что предала. – Она откинулась на спинку кушетки и подождала. – Подумай о спортсмене, который зримо представляет свою победу в состязании. Сознание не различает то, что создало воображение, и то, что произошло в действительности. Уоррен здесь пережил твое предательство или его возможность. – Она изящным пальцем показала на свою голову. – Не волнуйся. Он скоро вернется к норме. Будет так нормален, насколько вообще может Уоррен.
Она шутила, но я не могла улыбнуться. Однако ее слова заставили меня задуматься.
– Думаешь, такой гипноз мне поможет?
– Что ты хочешь сказать?
Я попыталась говорить спокойно но надежда дрожала в каждом слове.;
– Можешь ли ты извлечь из меня больше Света? Вывести его на передний план? Сделать его сильней, чем… противоположная сторона?
Она взяла очки с маленького столика в изголовье своего двойного кресла и надела их, словно собираясь внимательней осмотреть меня.
– Тебя тревожит равновесие Света и Тени внутри себя?
И она с таким ожиданием взглянула на меня, что я рассказала ей все: о столкновении со строителями и о том, как использовала свою силу, чтобы разрушить их жизни. И чего это им стоило. И что я при этом почувствовала.
– Я не могла тогда предвидеть последствии, и поверь, если бы могла, не сделала бы этого. Но я сделала, Грета. Сделала сознательно.
Я замолчала в ожидании ее реакции – отвращения? омерзения? – но встретила только молчание. Потом медленно нарастающий интерес, с которым Грета, постукивая пальцем по столу, разглядывала меня поверх своих очков.
– И ты хочешь, чтобы я избавила тебя от стремления играть роль Бога? Так, что, чего бы с тобой ни случилось, ты не считала бы, что должна отомстить?
– Не мое дело все расставлять по местам. Теперь я это знаю… Я не хочу быть, как он.
Я действительно этого не хотела. Не хотела, чтобы моим первым порывом было защищаться, набрасываясь на других. Эта привычка сослужила мне хорошую службу после нападения и в те годы, когда я жила под осуждающим взглядом Ксавье, но теперь все иное. Потому что я сама стала иной.
– Я не могу поместить в твою душу то, что там уже есть, Оливия, – сказала Грета, когда я встала и принялась расхаживать по ее кабинету; мои шаги гулко звучали на персидском ковре. – И не могу убрать импульсы Тени. Это часть тебя.
Я остановилась перед нею.
– Но ты можешь научить меня контролировать их? Грета поджала губы и посмотрела на меня гак пристально, что я ожидала немедленного отказа. Но после паузы, показавшейся мне вечностью, она кивнула и знаком велела мне откинуться на спинку кушетки. Я почувствовала, как расслабляются мышцы
