Мои губы задрожали. Он меня поймал.

– Мы забыли о существовании Зои и скоро то же самое сделаем с тобой. И тогда просто вернемся к жизни в разных реальностях.

Сердце мое сжалось, и я знала, что Уоррен почувствовал это. Он способен ощущать эхо моих чувств в своей крови… если хочет.

– Так… вот как? Он оглядел меня сверху донизу, лицо его на мгновение смягчилось, и он мигнул. Но вот лицо его снова застыло, эмоции окаменели, и он превратился в кого-то другого – не бродягу и не предводителя подполья. Он стал никем.

– Мне пора идти.

– Вот так просто, Уоррен? – бросила я ему вслед. – Ты собираешься повернуться ко мне спиной, как будто я не потеряла всю свою жизнь, свою личность, свою сестру? Как будто никто не пытался меня убить? – : Он продолжал уходить, и я заговорила еще громче: – Как будто мои глаза не истекали кровью в глазницах?

Никакого ответа, только глупое шлепанье его походки. Хотя как-то неожиданно она перестала выглядеть глупой. Теперь она стала решительной. Признающей поражение. Финальной.

– А как же наша с тобой особая связь, как она? – Он свернул за угол. Он слышал меня, но молчал. – Не поворачивайся ко мне своей проклятой спиной! – Я ударила кулаком по стене. – Уоррен!

Голос мой глухо отразился в пустом коридоре и перешел на шепот.

– Не… не уходи…

Прижавшись к стене, я попыталась восстановить дыхание.

«Как он мог? Он меня знал, знал, кто я и почему. Разве не он обнимал меня, когда я плакала на полу, глядя по местному каналу на собственные похороны, как на какое-то реалити – шоу? Он знает меня, – подумала я, – меня настоящую. Знает…»

– Даже я сама этого не знаю. – Дрожа, я оттолкнулась hi стены. Не хотела сломаться здесь, в коридоре, где меня любой может увидеть. Где, как вирус, повсюду сохраняется недоверие Уоррена.

Поэтому я бросилась к ближайшему выходу – к двери Греты, и она открылась так быстро, что я сделала два шага, прежде чем поняла, что забыла постучать. Полуослепнув от потрясения и жалости к себе, я едва заметила удивление Греты, то, как она вздрогнула, прежде чем овладела собой. Руки ее исчезли за спиной, она попятилась и прижалась к своему туалетному столику, и за ней в зеркале отразилось мое бледное лицо, мои темные глаза.

Похоже, я здесь на всех произвожу впечатление.

Она прижала руку к груди.

– Оливия!

– Прости. Я просто… Я не…

«Я не Оливия. Я не супергерой. Я не аноним. И я не стану плакать», – подумала я, хотя первые слезы уже выступили.

– Мне просто нужно с кем-нибудь поговорить.

– О боже! Конечно. – Она бросилась ко мне, хотя я заметила, что оно поколебалась, прежде чем обнять меня, потом сдалась и позволила мне уткнуться в ее плечо. – Не знаю, к кому прийти, а мне нужно поговорить, и я видела Уоррена, и он не… Он просто…

– Ш-ш-ш, – сказала она, прижимая мою голову к своей груди. И я расслабилась. Расслабилась, кажется, впервые за десять лет с тех пор, как меня бросила мать. Закрыла глаза и глубоко вдохнула. Я поняла, что теперь знаю ее. Розы и травы, на которых она настаивала чай, напоены ее дыханием и кожей, и отличительный запах отпечатался, как звезда, на моих висках.

Постепенно отчаяние и горе покинули мое тело, уплыли вместе со слезами, и я успокоилась. Всхлипывания сменились блаженной пустотой, я молчала. Грета продолжала покачивать меня, и хотя я знала, что она по-прежнему в ужасе того, что произошло утром, и боится меня, я была так благодарна ей за эту доброту, что остальное перестало меня заботить.

– Спасибо, – сказала я, вытирая лицо рукой. – Еще раз.

– Один из тех дней? – негромко спросила она.

– Одна из тех жизней, – ответила я с горьким смехом.

– Ты слишком переполнена впечатлениями, дорогая. Ты прошла по убежищу, познакомилась с остальными…

Я подняла руку, прерывая ее. Бросила на нее виноватый взгляд, опустила руку и вздохнула.

– Я устала от того, что люди считают меня или избранным освободителем, или воплощением зла. Но больше всего я устала притворяться тем, кем я не являюсь.

– Что это значит?

Это значит, что ты бы не разговаривала со мной, если бы знала, кто я. Ты бы убежала и забилась бы в угол. }вала бы на помощь и спасала свою жизнь. Я встретилась взглядом со своим отражением в зеркале. Разве это не так, Джоанна? Оливия? Кто бы ты ни была.

Грета тоже смотрела в зеркало, но ее отражение, как в кино, отодвинулось, растворилось в фоне, а мое стало четким и сфокусированным. Кожа моя словно истончилась, и сквозь нее четко проступили кости.

– Все те, с кем я в жизни была близка, или погибли из-за меня, или я их оттолкнула. Даже мама ушла в конечном счете из-за меня.