чрезвычайно предприимчивым человеком. Он скупал также серебряные рудники, плодородные земли, в самой столице приобретал даже сгоревшие и разрушенные дома, чтобы с помощью своих обученных рабов строить новые и на этом обогащаться. «Таким-то образом, – пишет Плутарх, – большая часть Рима стала его собственностью».
Но, помимо страсти к деньгам, им владела еще и жажда почестей, и в этом он очень сильно завидовал Помпею, которого за его военные победы нарекли Великим. Существует такой анекдот: когда Крассу сказали, что к нему пришел Помпей Великий, тот со смехом спросил: а какой он величины?
Особенно он невзлюбил своего политического соперника после того, как тот практически украл у него победу над Спартаком. Когда тот был почти разгромлен Крассом, явился на подмогу Помпей и добил остатки армии взбунтовавшихся рабов. Богатый честолюбец с трудом это пережил.
После победы над Спартаком оба не стали распускать своих армий, оказывая тем самым давление на сенат. Многим казалось тогда, что без новой гражданской войны ни тому, ни другому не удастся занять место умершего Суллы. Но народ не хотел новой кровавой распри, и это прекрасно понимали соперники.
Поэтому им пришлось, что называется, примириться с обстоятельствами, говоря иначе, сделать хорошую мину при плохой игре и прийти к соглашению о совместном правлении. Помпей и Красс стали консулами на семидесятый год, но, так как оба люто ненавидели друг друга, их власть ничем хорошим не ознаменовалась. Они вынуждены были постоянно идти на компромиссы с различными группировками и исполнять те обещания, что давали перед приходом к власти популярам: в полном объеме была восстановлена трибунская власть, судебные комиссии теперь составлялись из разных сословий – сенаторов, всадников и богатых плебеев – в равных частях; кроме того, сенат был очищен от сулланцев. Таким образом, Помпей и Красс, верно служившие умершему диктатору, получившие от него деньги и политический капитал, в одночасье похоронили всю его конституцию и вернули республику в прежнее состояние нестабильности, которое сулило римскому обществу новую грызню за власть. Быть может, прозорливый Сулла потому и отошел от власти, что видел непрочность и шаткость государственного здания, которое пытался выстроить.
Теперь немного о Помпее. Он родился в сто шестом году и был сыном Гнея Помпея Страбона, консула восемьдесят девятого года и военачальника, известного по Союзнической войне. Молодой Помпей прославился своими победами над марианцами во время гражданской войны, за что был Суллой обласкан и возвышен. После поражения Лепида недобитые марианцы раздули очаг сопротивления на Пиренейском полуострове. Во главе стоял Квинт Серторий, непримиримый враг Суллы, знавший диктатора еще по Югуртинской войне, где они оба были тогда еще молодыми офицерами. Еще при жизни диктатора делались безуспешные попытки подавить восстание. Серторий попытался создать в Испании, которую он объявил независимой от Рима, некое подобие государства с идеалистической программой всеобщей демократии. Его обещания уравнять всех в правах привлекали к нему не только римлян, но и местные племена. Серторий даже создал там школу, где обучал детей испанской знати латинскому и греческому языкам. Знаменитый немецкий историк Теодор Моммзен называл Сертория «замечательнейшим, если не самым замечательным из всех людей, до той поры выставленных Римом». Классики марксизма также расточали ему похвалы. «Замечательный» Серторий тем не менее не гнушался договариваться с пиратами, а также со злейшим врагом своей родины Митридатом для осуществления своих окрашенных дешевым популизмом целей.
На борьбу с ним летом семьдесят седьмого года был отправлен Помпей. Война шла с переменным успехом до семьдесят пятого года, когда в решительном сражении Помпей потерпел поражение и едва не попал в плен, получив серьезное ранение. И если бы не предательское убийство Сертория заговорщиками из его близкого окружения в семьдесят втором году, неизвестно, как бы в дальнейшем могли развернуться события. Пользуясь расколом в рядах повстанцев, Помпей без особого труда разбил их войска.
В начале шестидесятых годов чрезвычайно острой для римлян стала проблема пиратов. Средиземное море в то время было практически парализовано ими – ни купеческое, ни военное судно не было застраховано от нападения морских разбойников. Их число и вооружение росли за счет беглых работ, удачных разбоев и захватов богатых путешественников (вспомним историю с нашим героем). Морских разбойников поддерживали и использовали в своих военных целях Митридат, а также, как уже говорилось, и Серторий. Пираты стали угрожать и жизнеобеспечению Рима – привозимый морским путем хлеб не доплывал до римских гаваней и поэтому сильно подорожал.
На борьбу с этим злом был направлен Помпей. Ему были даны самые широкие полномочия. Имея более чем стотысячную армию и большую флотилию, военачальник справился с этой бедой всего за сорок дней. Цены на хлеб упали, поэтому благодарные римляне готовы были носить Помпея на руках. Его популярность и политическое влияние в то время были настолько велики, что, если бы не его всегдашняя нерешительность и неумение плести плодотворные интриги, он мог бы добиться, подобно Сулле, единоличного правления.
В то время, когда Помпей воевал в Испании, на Востоке началась война с Митридатом. Понтийский царь в семьдесят пятом году нарушил заключенный с Суллой мир и напал на Вифинию. Поначалу военные действия против него вел опытный полководец и богач Луций Лициний Лукулл, и ему сопутствовал успех: разбитый наголову Митридат вынужден был бежать к своему зятю Тиграну, владевшему в то время весьма значительной территорией, включавшей в себя, помимо Армении, и южную Сирию. Лукуллу пришлось вторгнуться в Армению, где он одержал победу и над Тиграном, однако затянувшаяся военная кампания истощила его армию, и солдаты начали бунтовать и требовали возвращения домой. К тому же популяры, получившие власть после переворота семидесятого года, интриговали против него, как богача и оптимата, и в шестьдесят седьмом году добились его смены на посту главнокомандующего на Востоке. Преемником стал консул Глабрион, своим бездействием позволивший Митридату отвоевать свое царство. Тогда народный трибун Гай Манилий предложил передать командование победоносному Помпею. Манилия, кстати, поддержали Цицерон и Цезарь, приобретавший к тому времени все большее и большее влияние.
Помпей принял остатки войск Лукулла и после безрезультатных переговоров с Митридатом начал военные действия. Ослабленные предыдущей кампанией войска понтийского царя не смогли дать серьезной битвы римскому полководцу, и он без труда одержал победу. Разгромленный Митридат вновь убежал к Тиграну, но тот, наученный горьким опытом, не принял неудачника, всерьез опасаясь за свое царство, которому теперь угрожали и парфяне, – Помпей договорился с парфянским царем Фраатом, чтобы тот напал на Тиграна за территориальные уступки в Месопотамии.
Митридат вынужден был бежать в Боспорское царство, где провел ряд очень жестких мер по выколачиванию денег и набору в армию для новой войны с римлянами. Это вызвало естественное недовольство, а затем и восстание, которое возглавил сын Митридата Фарнак. Царь был осажден в своем дворце, где и покончил жизнь самоубийством. Вот так завершил свою жизнь один из самых непримиримых врагов Рима.
Ну а Помпей тем временем пожинал плоды своей военной доблести и дипломатических успехов. Он принудил к безоговорочной сдаче Тиграна, «царя царей», как тот себя называл, и вторгся в Закавказье, но воевать в горах римляне не привыкли, поэтому полководец вернулся в Понтийское царство, где поставил царем изменившего отцу Фарнака.
Затем, а это было уже в шестьдесят третьем году, присоединил к Риму Сирию. В состав этой провинции была включена и Иудея, где в это время шла междоусобица между фарисеями и саддукеями. Первые, как известно, были религиозными фанатиками и стремились к созданию истинно иудейского государства с духовной властью во главе, в то время как саддукеи, зараженные эллинизмом богачи и военные, хотели крепкой светской власти. Римлянам, разумеется, выгоднее было поддержать фарисеев, что Помпей и сделал, однако противники захватили храм и целых три месяца выдерживали осаду, но Иерусалимский храм все же был взят римлянами, и Помпей вошел в «святая святых».
Теперь он с полным правом мог именоваться Великим, и в Риме это не только очень хорошо понимали, но и боялись, что высадившийся в Брундизии полководец со своей победоносной армией предъявит подкрепленные теперь уже громкими победами на Востоке притязания на верховную власть. Красс был настолько этим напуган, что поспешил даже уехать из столицы вместе с семьей и деньгами. Но Помпей и на этот раз не стал испытывать судьбу. Он распустил, как того и требовали римские законы, армию и явился под стены Рима лишь со свитой. Полководец, собиравшийся совершить триумфальное шествие, не мог до триумфа появляться в городе, поэтому Помпей оставался вне стен Рима в ожидании своего третьего
