Это изречение позже частенько будет повторять Нерон.

Итак, Цезарь присвоил пятнадцать тысяч слитков золота, тридцать тысяч слитков серебра и тридцать миллионов сестерциев звонкой монетой. Быть может, он считал их своими? Ведь за время Галльской войны он отправлял в казну немалые суммы. Но так или иначе у него теперь были деньги для войны с помпеянцами в Испании, куда он незамедлительно и отбыл.

Туда уже перебрался через Пиренеи из Нарбонской Галлии его легат Фабий с тремя легионами. Противник в Испании располагал семью легионами, но на счастье Цезаря они были рассредоточены: тремя командовал Луций Афраний в Ближней Испании, Марк Петрей находился в Дальней Испании с двумя легионами, а в Лузитании стоял тоже с двумя легионами Варрон.

На пути в Испанию Цезарю надо было пройти через Массилию (нынешний Марсель), но горожане закрывают перед ним ворота, заявив, что не намерены участвовать в распре, они лишь союзники Риму. И пока Помпей и Цезарь между собой не договорятся, а они оба одинаково массилийцами почитаемы, они не пропустят никого из соперников и будут соблюдать нейтралитет.

Это было, конечно, уловкой, потому что командовал обороной города злейший враг Цезаря Домиций Агенобарб. Он был, кстати, прапрадедом императора Нерона и о нем Светоний пишет, что «человек он был слабый духом, но грозного нрава». Он был назначен сенатом преемником Цезаря в Галлии, и на пути в Брундизий Цезарь осадил его в Корфинии; опасаясь плена, Агенобарб принял яд, но отрава оказалась слабой. Взяв Корфиний, Цезарь его помиловал и отпустил, взяв обещание, что тот не будет больше путаться у него под ногами, но Домиций вновь объявился в Массилии, куда привел боевые корабли.

Цезарь решил осадить город, но сделать это весьма трудно, если посмотреть на расположение Марселя. Для блокады необходим был флот, поэтому полководец приказал строить в Арле корабли, а сам попытался сделать то же, что и при осаде Аварика, но на сей раз эти попытки потерпели неудачу. Да и времени у него не было, надо было спешить в Испанию на помощь Фабию, который застрял где-то возле Илерды. Он поручает вести осаду Массилии как с суши, так и с моря, и едет в Испанию.

Он появился там летом сорок девятого года и сразу попал в очень скверную ситуацию, возникшую на сей раз по причине разгула стихии. Страшные проливные дожди принесли на реки большой паводок, что в тех краях не редкость и до сих пор, и построенные Цезарем мосты превратились просто в плавучий сор, добычу Океана. Войска оказались отрезанными от поставок продовольствия, что должны были идти из Галлии. Положение Цезаря было настолько критическим, что его враги праздновали уже победу.

Узнавшие об этом колебавшиеся сенаторы стали покидать Рим и уезжать к Помпею. Так же поступил и Цицерон. Он долго сомневался и никак не мог принять решения, на чью сторону встать, и говорил: «От кого бегу – знаю, а к кому – нет».

Однако Цезарь выстроил новые мосты и тем самым не только решил проблему снабжения своей армии, но и получил новые стратегические возможности для войны с Афранием и Петреем.

Ситуация меняется не в пользу противника еще и потому, что Цезарь сумел расположить в свою пользу местных князьков, ранее преданных Помпею, – щедрость и фортуна Цезаря завораживали всех. Кроме этого хитроумный полководец путем новых фортификационных работ попытался отрезать противника от снабжения, и помпеянцы сделали попытку уйти в другую область Испании. До спасительных гор, где конница Цезаря не смогла бы их настичь, оставалось каких-то пять миль, но стремительным марш-броском противник успел перекрыть путь к отступлению. У цезарианцев была настолько выигрышная позиция, что в случае сражения они без труда могли победить. Это видели все, даже рядовые, и они рвались в бой и требовали от полководца сигнала и команды.

«Но Цезарь стал надеяться достигнуть своей цели без сражения и без потерь, раз ему удалось отрезать противника от продовольствия: зачем же в счастливом бою терять кого-либо из своих? Зачем проливать кровь своих заслуженных солдат? Ведь задача полководца – побеждать столько же умом, сколько и мечом. Жалел он и своих сограждан, которых пришлось бы убивать; и он предпочел одержать победу так, чтобы они остались невредимыми…» Это цитата из «Записок о гражданской войне».

Поэтому вместо ожидаемого Афранием и Петреем губительного для них сражения Цезарь отошел от выгодной позиции и расположил свой лагерь рядом с лагерем противника.

Он знал, что делал. Когда полководцы противника стали сооружать заградительный вал, чтобы можно было беспрепятственно брать воду, и оба ушли из лагеря, солдаты стали ходить друг к другу в гости и брататься. Цезарь этому не препятствовал, а наоборот, поощрял. Его милосердие было высоко оценено солдатами соперника, и они легко поддавались агитации Цезаревых солдат, чтобы переметнуться к более щедрому и удачливому полководцу. А им, по большому счету, было все равно, на чьей стороне воевать. И они готовы были это сделать, но их беспокоила только лишь судьба своих военачальников Афрания и Петрея. Если Цезарь, говорили они, даст гарантию, что он их помилует, то они с превеликим удовольствием… Даже офицеры, а среди них и сын Афрания, склонны были встать под знамена Цезаревой фортуны.

«Цезарь, по общему признанию, пожинал теперь великие плоды своей вчерашней мягкости, и его образ действий встречал со всех сторон полное одобрение».

Но не со стороны легата Петрея. Если Афраний известие о солдатском братании воспринял без особого возмущения, то Петрей раскипятился, приказал казнить обнаруженных в лагере Цезаревых солдат (но их спрятали и ночью дали спокойно уйти) и привел всех к присяге Помпею еще раз. Таким образом, противостояние продолжилось, но ненадолго.

Отрезанная от снабжения испанская армия помпеянцев стала перебегать к Цезарю большими массами, и полководцам пришлось идти на переговоры.

Во время встречи Цезарь стал выговаривать Афранию и Петрею свои претензии к Помпею, под знаменами которого они решили сражаться. Это Помпей, говорил он, стоял под Римом, облеченный диктаторскими полномочиями, и все его действия были направлены именно против него. С этой целью попирались традиции и законы: ему, завоевателю Галлии, не позволили, как всем победоносным полководцам, с триумфом вернуться в Рим и лишь после этого распустить свое войско, как это всегда и делалось. Ему не дали также баллотироваться в консулы и раньше установленного срока послали в преемники неблагодарного Домиция Агенобарба. Перечислив все свои обиды на Помпея, Цезарь сказал, что мог бы воспользоваться испанскими легионами Помпея в своих целях, – он уверен, что солдаты с радостью пойдут за ним, – но он хочет лишь лишить Помпея вооруженной силы. Поэтому предлагает распустить войско, а им самим уйти с Пиренейского полуострова. Это соглашение состоялось в августе сорок девятого года.

Теперь, по окончании кампании в Испании, Цезарь отправился заканчивать осаду Массилии. Там в его отсутствие морскими операциями командовал Децим Брут, а сухопутными – Требоний. Оба воевали успешно, хотя Требонию долго не удавалось подвижными таранами и подкопами прорвать оборону и взять город. Но блокада сделала свое дело, и в конце сорок девятого года город сдался. И тут тоже проявилось великодушие победителя: он не стал устраивать резню, как это обычно бывало в Галлии, а просто лишил город всех его полисных привилегий: права чеканить монету, иметь войска, флот и так далее.

В это время в Плаценции вспыхнул мятеж в войсках Цезаря, получивших приказ идти в Брундизий для дальнейшей их переброски в Македонию, где Помпей уже успел собрать внушительные силы. Солдаты требовали обещанного жалования и роптали, что устали воевать, – они девять лет проливали кровь в Галлии, а теперь и на родине их втянули в кровавую разборку, которая неизвестно когда закончится.

Цезарь не стал подавлять бунт военной силой, а сам приехал из Массилии и в своей речи к солдатам сказал, что война затягивается не по его вине, а что касается денег, то разве мало они получили в Галлии? Кроме того, они клялись ему в верности на всю войну, а теперь хотят бросить его на полпути. И тут же обвинил их в неподчинении командирам и объявил, что наиболее распоясавшийся девятый легион он накажет по закону предков, то есть казнит каждого десятого. Тотчас же раздались вопли о пощаде, а центурионы бросились ему в ноги.

Тогда он приказал выдать зачинщиков, а их оказалось сто двадцать человек; казнены были, таким образом, двенадцать, причем среди этой дюжины оказался и невинный солдат, и по приказу полководца казни был предан оклеветавший его центурион.

Этот эпизод описан у Аппиана, а у Цезаря в его «Записках о гражданской войне» он, понятное дело, не упоминается.

В конце ноября сорок девятого года Цезарь приезжает в Рим. Его провозглашают диктатором, но он