Известно, что правительство создавалось императором, изменить его мог только император, и правительство, сколько бы ни критиковали его, продолжало работать… В «Петербургских очерках» князя Петра Долгорукова есть язвительное описание тогдашнего правительства и как оно принимало свои решения: в правительстве Александра Второго непременно были «стародуры», такие как Орлов, Панин, Нессельроде, династия Адлербергов, отец и сын, граф Ланской, и молодые реформаторы, осуждавшие авторитарные принципы правления Николая Первого, такие как великий князь Константин Николаевич, Головнин, Дмитрий и Николай Милютины, князь Горчаков, бывало так – в ходе борьбы за министерское место Константин Николаевич предлагал одного, а назначали совсем другого… «Теперь великий князь имеет в виду: Панина заменить князем Оболенским; Анненкова заменить Татариновым; князя Василия Долгорукова кем-нибудь из своих моряков; Николая Алексеевича Милютина сделать министром внутренних дел, а Валуева посадить на место Прянишникова; князя Барятинского на Кавказе заменить графом Муравьевым-Амурским. Когда все это будет совершено, тогда останется великому князю докончить свое дело и исполнить свое давнее желание, заменив князя Горчакова князем Лобановым, нынешним посланником в Константинополе.

Теперь необходимо рассказать вам положение и взаимные отношения в настоящую минуту наших главных деятелей, наших государственных кашеваров.

Государь, как вам известно, добрый человек и желает добра, но трудно встретить подобное совершенное непонимание дел и совершенное незнание людей. Когда он в 1857 году приступил к освобождению крестьян, то сказал одному из приближенных к нему лиц: «В шесть месяцев все будет кончено, и все пойдет прекрасно!» Теперь он продолжает проявлять подобную же наивность в государственных делах. Ему страстно хочется, чтобы о его либерализме писали, кричали, а самодержавной власти из рук выпускать не хочет. Он желает, чтобы в журналах и книгах его расхваливали, а между тем боится гласности и об отменении цензуры слышать не хочет. Желает, чтобы повторяли, что он второй Петр I, а между тем умных людей не только не отыскивает, подобно Петру I, но еще не любит их и боится: ему с умными людьми неловко. Наконец, он вполне убежден, что стоит ему что-нибудь приказать, чтобы это было тотчас исполнено; что стоит ему подписать указ, чтобы указ был исполняем. Нигде в мире не найдешь Совета министров, составленного подобно петербургскому, между этими господами, которые вместе сидят, вместе рассуждают и должны бы управлять вместе, сообща, между этими господами не только различие совершенное, но и противоречие во взглядах: точно лебедь, рак и щука крыловской басни. Государь этого никак и понять не может». Эти мысли П. Долгорукова опубликованы в его журнале «Правдивый» 27 марта 1862 года, но об этом же можно было сказать и в последующие годы… Хотел назначить Николая Милютина, а назначили Петра Валуева, хотел добиться одного, а получилось совсем другое. Вот эта нерешительность, двоякая внутренняя и внешняя политика императора и его правительства принесла немало вреда Российскому государству.

В начале 1864 года Дмитрий Милютин представил всеподданнейший доклад о работе Военного министерства за минувший год, успехи во всех сферах и формах были удивительные, войска формировались и отсылались в Варшаву и Вильну, формировались резервные батальоны и дивизии, оснащались новым оружием, закупались за границей и производили собственные заводы, рекрутские наборы проходили без особых затруднений. Император и все, ознакомившиеся с докладом Военного министерства, с одобрением отнеслись к действиям сотрудников Военного министерства и самого министра. «С большим любопытством и удовольствием, – писал великий князь Михаил Николаевич Дмитрию Милютину, – прочел я ваш отчет за прошлый год: честь и слава вам и подчиненным вам учреждениям за неимоверную, усиленную деятельность, выказанную в это трудное время, и что столько важных мер исполнено столь успешно и своевременно». Великая княгиня Елена Павловна (1806–1873) прочитав доклад Милютина, была просто в восторге от сделанного в Военном министерстве. Но тут опять-таки полезно вспомнить детали и подробности характера Елены Павловны, ее, может быть, излишнюю восторженность по отношению близким к себе и ее кругу лицам. А.Ф. Кони, С.В. Бахрушин, В.Ф. Садовник, Б.Н. Чичерин, А.Ф. Тютчева, А.О. Россет и другие в своих воспоминаниях Елене Павловне уделили много внимания, были и восторженные, были и критические, были и резко отрицательные. Дмитрий Милютин тоже не раз упомянет ее в своих воспоминаниях, подчеркнет дружеские с ней отношения, частенько расскажет о том, что он с семьей, когда Елена Павловна уезжала за границу то ли лечиться, то ли повидаться со своими родными, располагался в ее летних угодьях, ведь великий князь Михаил Павлович (1798–1849) отыскал ее в герцогстве Вюртембергском, звали ее принцесса Фредерика-Шарлотта-Мария; пока был жив великий князь, он не позволял ей заниматься политикой, вмешиваться в разговоры серьезных людей, но, как только она стала вдовой, тут и проявились ее недюжинные дарования, она все и обо всех знала многое, интриги, сплетни, государственные дела, ход их, обсуждения на различных этапах, кто и что сказал, предложения и возражения, а главное – она сама готова была вмешаться и подсказать, как выйти из этого критического положения, но ее никто не спрашивал… И она окружила себя молодыми и выдающимися людьми, от них она многое узнавала и через них пыталась решить какие-то серьезные вопросы. По мнению современников, она сыграла выдающуюся роль в отмене крепостного права… А через несколько лет Елена Павловна, внимательно следившая за работой Военного министерства и прочитав доклад Дмитрия Милютина, не пожалела красок, чтобы поддержать эти реформы. И некоторые боевые генералы отметили благостный дух преобразований в министерстве, солдаты и офицеры с благодарностью относятся к живой деятельности министерства.

Но все это свое и конкретное как-то уходило на второй план, как только Дмитрий Алексеевич вспоминал дела и будни брата Николая, посланного в Польшу статс-секретарем и облеченного широкими государственными полномочиями.

В Петербурге и других городах России горячо обсуждали недавно опубликованное Положение о земских учреждениях, в котором открыто говорилось о всесословном их характере и ограничении прав дворянства в руководящих их органах. Ни одно сословие в земских учреждениях не может быть господствующим, только выборы определят их состав. Дмитрий Алексеевич полностью поддерживал Положение, но тут же видел, что министры, и особенно Валуев, которому поручено было внедрять этот закон в жизнь, будет резко противостоять основным его положениям, а все между тем зависело от исполнения. Были и другие большие и малые дела, которые отрывали Милютина от министерства и польского вопроса, но, получая лишь мгновение от текущих дел, мысли Милютина устремлялись туда, в Польшу. Конечно, правы те, кто говорил, что Николай мало знает Польшу, мало знаком с их обрядами и языком, но он великолепно знает крестьянское дело, знает, как важно человеку быть свободным, чтобы обеспечить нормальную жизнь… А польские крестьяне давно мечтают быть свободными. Наполеон вроде бы сделал их свободными, но не дал им земли, крестьянин по-прежнему зависел от помещика…

Во главе военно-полицейского управления был назначен генерал Трепов, человек энергичный, крутого характера и преданный самодержавию. Обновлялась и полиция, из России стали приезжать русские и становились во главе различных важных учреждений. Постепенно власть приобретала новый характер. Но выстрелы гремели, убийства продолжались… Утихли страстные разговоры в парламентах Англии и Франции в поддержку Польского восстания, а главное – утихли призывы к новой войне с Россией за освобождение Польши и полную ее назависимость.

19 февраля 1864 года – новый этап в решении крестьянского вопроса в Польше – появился указ императора, в котором крестьяне получали землю в собственность, а помещики – выкуп за эту землю от государства.

Николай Милютин предложил поступить так же, как генерал Трепов, и большая группа русских офицеров, прежде всего гвардейских, приехала в Польшу исполнять мирные поручения статс-секретаря Милютина. Генералы протестовали, но военный министр Милютин помогал решить все спорные вопросы, ему тоже было жалко расставаться со стоящими офицерами, но в Польше нужны были прежде всего честные и деловые люди.

Но то, чего так опасались в правительстве, свершилось в самом начале деятельности русской администрации: главный директор Правительственной комиссии внутренних и духовных дел князь В.А. Черкасский, вступая в свою должность, произнес свою речь на русском языке, что ошеломило поляков.

То же самое происходило и с чиновниками и офицерами, поехавшими по крестьянским селам. Николай Милютин собирал их у себя и читал «публичные лекции», как сам он называл свои долгие беседы с