году Бисмарк еще раз решил напасть на Францию, увидев, как быстро она восстанавливает свою военную мощь после поражения в 1870–1871 годах. Но Александр Второй остановил его порывы. Морис Палеолог в своих воспоминаниях рассказывает о том, что Бисмарк сам уведомил князя Горчакова о своих намерениях напасть на Францию, но Горчаков в свою очередь сообщил, что русский император против этой войны и не допустит ее. Александр Второй, предчувствуя серьезность намерений Бисмарка, приехал в Берлин к императору Вильгельму Первому, который тут же посоветовал своему канцлеру встретиться с русским императором. Французский посланник Палеолог передает итоги этой встречи со слов Александра Второго: «Бисмарк повторил мне неуместное объяснение, которое вчера он дал Горчакову. Я позволил ему высказаться, но предупредил его совершенно категорически, что никогда и ни под каким видом я не позволю напасть на Францию: «Без моего нейтралитета, – сказал я, – Германия будет бессильна. Поймите, я не останусь нейтральным!» Бисмарк попробовал доказать мне, что Франция становится опасной для Германии, так как она слишком быстро восстанавливается, и немыслимо ждать, пока она восстановит полностью свой военный потенциал и снова встанет на ноги. Он даже зашел так далеко, что сказал: «Сегодня нам ничего не стоит войти в Париж. Однако скоро мы уже не сможем этого сделать…» На этом я остановил его и повторил ему так решительно, как мог, что я никогда не позволю ему напасть на Францию. Тут он начал клятвенно уверять меня, что он лично не имеет агрессивных намерений…» Но после этого разговора Бисмарк из друга сразу превратился во врага России. И Дмитрий Милютин знал об этом, а потому то, что говорил ему граф Шувалов, он воспринял иронически.

В Европе часто вспоминали о «Завещании Петра Великого» (подчинить всю Западную Европу русскому влиянию), особенно английская королева Виктория, явная русофобка, которая и подбирала в правительство таких же, как и она, русофобов. Александр Второй, как и все русское правительство, все дипломатические сотрудники, уверяли западный мир, что это абсурдная французская подделка, но Виктория не верила. Во главе Министерства иностранных дел был русофоб лорд Гранвиль, а премьер-министром – Дизраэли, лорд Биконсфильд, верные королеве Виктории.

В это время Александр Второй решил проведать в Лондоне свою юную дочь великую княжну Марию Александровну, недавно выданную замуж за младшего сына английской королевы, герцога Эдинбургского Альфреда.

Князь Горчаков сначала вел активную политику, но, когда европейские правительства предъявили серьезные требования к Турции, а Турция оказалась слабой что-либо предпринять, князь занял политику невмешательства, примирения Порты с восставшими не получилось, а Россия ничего не предпримет, чтобы подтолкнуть Сербию и Черногорию к действию, но и не станет их сдерживать.

– Тогда восстание, без всякого сомнения, – сказал князь Горчаков Дмитрию Милютину, – примет несравненно обширнейшие размеры, и пламя его распространится на Болгарию, Эпир, Фессалию, Албанию, такое пламя, потушить которое не будет в состоянии Порта с ее истощенными средствами, и долг человеколюбия, поддержанный общественным мнением, вынудит великие державы Европы выступить посредниками, чтобы остановить пролитие крови.

29 апреля 1876 года Александр Второй и князь Горчаков прибыли в Берлин. Бисмарк пригласил в Берлин и графа Андраши. Состоялись встречи для переговоров по восточным делам. Князь Горчаков, Бисмарк и граф Андраши договорились восстановить мир в славянских государствах, оставляя их под непосредственной властью султана, но князь Горчаков и не догадывался, что Бисмарк и Андраши договорились, что Герцеговина и Босния отойдут к монархии Габсбургов. Князь Горчаков и не догадывался, что Бисмарк хорошо помнил, что Александр Второй запретил Бисмарку «войти в Париж», а с Андраши они крепко подружились.

В ходе этих встреч явился «берлинский меморандум» о положении дел трех императорских дворов на Балканском Востоке.

А положение в Турции с каждым днем становилось все трагичнее. В Константинополе и других городах мусульманское население становилось все возбужденнее, разъяренная толпа турок в Солуне уничтожила германского и французского консулов, срочно заговорили о том, что необходимо в Турцию послать военные корабли для спасения христианского населения, своих подданных и дипломатов. В Европе снова совещались Бисмарк, Горчаков и Андраши, потом пригласили дипломатов Франции и Италии. Английский министр иностранных дел отказался принять участие в этом меморандуме: восставшие (инсургенты) не пойдут на сделку с Портой, Сербия и Черногория примут участие в восстании, отправить военные суда в турецкие воды можно лишь для защиты своих граждан, а не для вмешательства в турецкие дела.

Пока министры совещались и принимали различные декларации и меморандумы, на Балканском полуострове и в Турции происходили важные события.

Мусульманское возбуждение продолжалось, в Константинополе великий визирь Махмуд-паша получил отставку, получившие власть новые министры низложили и убили султана Абдул-Азиса (1830–1876), возвели на престол его племянника Махмуда V, но и он удержался на престоле лишь три месяца, в августе его скинули и возвели на престол Абдулу-Гамида (1842–1918, султан с 1876 по 1909). Султаны обещали Турции представительную конституцию по европейскому образцу, амнистию восставшим, но в это же время в Филипполе и его окрестностях произошло жесточайшее уничтожение болгар, не пощадили ни женщин, стариков и детей: 12 тысяч болгар было уничтожено в Филиппольском санджаке.

Вся Европа негодованием откликнулась на это жесточайшее избиение. Негодовала и Англия. Глава партии вигов Гладстон написал брошюру «Болгарские ужасы и Восточный вопрос» и требовал освободить Болгарию, Боснию и Герцеговину от мусульманского владычества. Английское правительство лорда Биконсфильда потребовало от Порты обещанные коренные реформы на Балканском полуострове.

2 июня 1876 года князь Горчаков писал в Англию графу Шувалову: «Так же как и г. Дизраэли, мы не верим в бесконечное продолжение анормального беспорядка вещей, предоставляемого Оттоманскою империею. Но еще ничто не готово для того, чтобы заменить его, и внезапное его падение рисковало бы потрясти Восток и Европу. Вот почему желательно поддержать политическое status quo действительным улучшением участи христианского населения, каковое улучшение мы всегда считали, считаем и теперь, необходимым условием существования Оттоманской империи… Ныне пред нами новое положение, которое трудно еще определить. В сущности, совершившаяся в Константинополе перемена не представляется нам изменяющею в главных чертах задачу, присущую Европе. Мы находим, что и теперь, как восемь месяцев тому назад, нет повода желать, чтобы на Востоке вспыхнул окончательный кризис, так как обстоятельства недостаточно созрели еще для такого решения. С другой стороны, Европа не может оставаться безучастною к этим важным событиям, которые близко касаются ее, не может позволить им идти своим естественным ходом. Ей остается лишь возобновить свои миротворные усилия. Если лондонский кабинет имеет в виду средства, пригодные к достижению этой цели либо на предложенных уже основаниях, либо путем более коренных решений, не вызывая, однако, всеобщего столкновения, мы готовы принять всякую мысль, сообщенную нам с искренним желанием соглашения».

Но спор продолжался долго, высказывались различные точки зрения, уповали и на неопытность молодого султана.

20 июня стало известно, что Сербия и Черногория, заключив союз, объявили войну Турции и вторглись своими отрядами с трех сторон под руководством генерала Черняева. Три императора решили пока не вмешиваться в события этой войны. Но русская общественность поддержала борьбу Герцеговины, Боснии, Сербии и Черногории с Турцией за свою независимость. Особенно активизировалась работа славянских благотворительных комитетов, собирали денежные средства и посылали в славянские страны. Посылали добровольцев-врачей, пищу, одежду. Министерство внутренних дел издало распоряжение не собирать денежные средства, но пожертвования продолжались в церковных храмах, а все это стекалось в канцелярию императрицы Марии Александровны. Русский Красный Крест отправил в славянские страны санитарные отряды. В газетах сообщалось об общих торжественных проводах, когда отправляли врачей, сестер милосердия, произносили патриотические речи, в добровольцы шли солдаты, офицеры, генералы. «Вся Россия соединилась в одном великодушном порыве: прийти на помощь славянским братьям и содействовать их освобождению, – писал Сергей Татищев в книге «Александр II». – Общественное движение было так сильно, до того проникло во все слои и круги, не исключая и высших, до самого подножия престола, что немногие противоречивые голоса раздавались втуне, никем не услышанные. Так, маститый ветеран русской мысли и слова князь П.А. Вяземский занес в письмо к близкому свойственнику тщетные предостережения, скоро оказавшиеся пророческими. «Все, что делается по Восточному вопросу, –