добиваетесь, или…
— Позвольте вопрос, — подал голос Пётр Петрович. — Если мы вам докажем, что никаких блюдец летательных нет в природе, обещаете вы оставить о них хлопоты и заняться своим прямым делом — геологией да палеоботаникой, по которым вы, я мыслю, скучаете?
— Вы можете это доказать?
— Аргументы все в распоряжении нашем, — сказал Иван Иванович.
В этот момент Геннадий Николаевич увидел в руках у Сидора Сидоровича газету со знакомой картинкой. Это было фото Баальбекской террасы. Скосив глаза, Романчиков прочитал заголовок: «КАК ВЫ ОТНОСИТЕСЬ К ПРИШЕЛЬЦАМ? Беседа с кандидатом геолого-минералогических наук Г. Н. Романчиковым». Это была пензенская «Заря». Неделю назад Геннадий Николаевич дал интервью тамошним журналистам. О том, что материал уже вышел, он не знал.
Геннадий Николаевич поднял глаза и изумлённо оглядел собеседников.
— Вы что, досье на меня завели? Да кто вы такие?
Сидор Сидорович потупился. Пётр Петрович счёл за благо отвернуться. Слово взял Иван Иванович.
— Кто мы в данном не важно случае, — сказал он, прижав ладошку к груди. — Иное важно — предостеречь вас от досадных ошибок и пагубных склонений. Все аргументы налицо, повторяю. Вы не сможете не оценить сокрушительной силы таковых.
В прорыв облака выглянуло солнце, вновь что-то блеснуло в кустах. «Ба, да это не бутылка вовсе!» —сообразил вдруг Романчиков. Он резко встал. Тревожно заверещал Пётр Петрович. Сидор Сидорович открыл рот. Иван Иванович неуверенно воздел руку. Но Романчиков уже продирался сквозь заросли. Овальный предмет, шагов десять в поперечнике, лежал перед ним. Тусклым серебром отсвечивала обшивка. То, что Геннадий Николаевич принял за бутылку, оказалось цилиндрическим выступом в нижней части корпуса. Круглое возвышение в центре аппарата напоминало маленькую приплюснутую обсерваторию. Предмет он узнал сразу: в каталоге Пинотти — Морелли он значился под именем «Доппиа Купола». Сверху послышался писк. Над аппаратом висел Пётр Петрович. Со свистом носился кругами Сидор Сидорович. Иван Иванович молча застыл рядом с Романчиковым.
— Плохо маскируетесь, — переведя дыхание, сказал Романчиков. — Или это и есть ваш аргумент сокрушительной силы?
Пётр Петрович опустился на верхушку купола. Сидор Сидорович прекратил циркуляцию и прилип к иллюминатору. Иван Иванович заговорил неожиданно весело:
— Ну что ж, в некотором смысле так.
— Да, вот уж чего не ожидал, — выдохнул Романчиков.
— Противоречие получается, Николаевич Геннадий. — Утром в Калуге такой оптимизм. Некуда деться будет нлонавтам. Ан и не ожидали. В глубине-то души и сами в них не верите. Блудили, значит, общественность.
— На борт хоть пригласите? — промолвил Романчиков.
— Всенепременно, о чём речение! — воскликнул Иван Иванович.
Два его товарища откинули крышку купола и выбросили нечто вроде трапа. Собравшись с духом, Романчиков вступил на него.
Внутри корабль оказался уютным и просторным, никаких приборов не было видно. Романчиков уселся в предложенное ему креслице. Хозяева пристроились напротив.
— Так вы собирались мне что-то доказать, — начал Геннадий Николаевич, ехидно улыбаясь. — Я весь внимание.
— Ах, Геннадий Николаевич, — Иван Иванович снова прижал ладошку к сердцу, — хороший человек вы. Плохой не стал возиться с иноземными цивилизациями бы. Но и хороший человек заблуждаться может. А тарелочек-то нету. Выдумки и вздор всё.
— Ну, знаете! — вскричал Романчиков. — Я сижу в вашем… называйте, как хотите… и вместо того, чтобы сообщить что-нибудь ценное, вы…
— Не горячитесь, Геннадий Николаевич, мы и сообщаем вам ценное, весьма. И ваша методика, и восторги ваших коллег строятся на косвенных фактах…
— Этот факт вы называете косвенным? — Романчиков зло застучал по обшивке корабля.
— Да в Калуге-то утром не знали вы этого. Так что разберёмся поначалу с косвенными. Возьмём, — Иван Иванович бросил взгляд на пензенскую газету, — ну хотя бы Баальбек. Не вы ли намекали, что семисоттонные глыбы храмовой веранды не могли столь гладко обтесать земляне, тем более перетащить их из каменоломни?
— Допустим.
— Сейчас глянем на древний Баальбек, — сказал Пётр Петрович и потянулся морщинистым пальчиком к узору на стене.
Стена осветилась и пропала. Пахнуло жаром. Рыжеватые горы повисли в мареве. Раздались нестройные крики. Ряды полуголых людей упирались в длинные слеги. Блестя оливковым потом, они волокли по дёревянным рельсам гигантский дощатый остов, внутри которого угадывался непомерной величины гранитный монолит. В стороне на маленьком чурбаке сидел человек в светлом хитоне и задумчиво смотрел вдаль.
— Вы видите одного из гениальных инженеров древности, — сказал Иван Иванович. — Имя его не сохранится для эпох последующих. Останутся труды. Ну, куда теперь? Хотите взглянуть на Стоунхендж? Помнится, выражали сомнение вы, что эту каменную обсерваторию могли создать древние обитатели Британии.
Геннадий Николаевич молча кивнул.
Это были увлекательные, хотя и скоротечные визиты. Романчиков успел познакомиться с бородатым кельтским астрономом, побывал на строительстве пирамид, краем глаза подсмотрел, как художник в повязке из волчьих хвостов рисовал на скалах скафандры с усиками. Это было в Перу и Колумбии, на Урале и в Румынии, в Австралии и на берегах Енисея.
— Да, Геннадий Николаевич, всё сотворено трудом и талантом землян. Кстати, вам знакома эта книга?
Томик в глянцевом супере Романчиков узнал сразу. «Визитатори далло Спацио» Роберто Пинотти. «Пришельцы из Космоса». Систематическое описание случаев наблюдения НЛО, множество фотографий.
— Знакома,—сказал он. — Там, кажется, есть фото и вашего аппарата.
— А известно ли вам, что фото эти ловким шутником изготовлены, химиком-инженером Гвидо Альбертози? И химик этот вкупе с Морелли, издателем, заработали на сенсации, как это… овальную сумму. Желаете, слетаем к Альбертози, мастерскую его посмотрим?
Романчиков покачал головой.
— А может, кухню поглядим швейцарских или бразильских изданий по уфологии? Кинофантазии фон Деникена и Ле Поэр Тренча как изготавливают? Что там ещё осталось от аргументов косвенных?
— Достаточно, — сказал Романчиков. — С косвенными ясно. Но какое они сейчас имеют значение? Вот корабль, вот он — контакт!
— Геннадий Николаевич, и я от человека это слышу, изучавшего диалектику? Ай-яй! Краткий, эфемерный субъективный опыт вы ставите выше системы стройной аргументов научных. А ежели и корабля нашего нет?
— Ага, корабля нет, вас, значит, тоже. С кем я сейчас беседую?
— Здесь-то вся тонкость, обращаю внимание ваше. Вы беседуете с теми, кого сами выдумали. С мифом. Фантазией. С небытием, разбуженным криками невежественной толпы. При этом, отнюдь не против мы идеи другого разума, не отрицаем и возможности контакта когда-либо, но не в истерических одеждах массового мифа.
— Всё же о контакте заговорили. Так можно его ожидать с вами?
— Ожидать-то можно, да только не с нами.
— Почему так?
— Да потому, Геннадий Николаевич, что нас вообще в природе нет.