«интегрального», то есть всеобъемлющего реализма; затем Абеляр обратил свой взор на известного преподавателя, жившего в графстве Анжу, то был некий магистр Ульгерий, пользовавшийся в те времена большим авторитетом; после него он «взялся» за некоего жителя Бургундии — несомненно, речь шла о Гильберте Универсале; раздражению Абеляра нет предела, когда он говорит, что «…есть еще один во Франции…», имея в виду Альберика Реймсского, и вот как его характеризует Абеляр: «Он считает себя единственным истинным знатоком божественной науки и яростно оспаривает идеи других… он даже дошел до того, что заявил — я это слышал! — что Господь Бог породил Себя сам, ибо Бог Сын порожден был Богом Отцом. И вот это существо, более чем кто-либо преисполненное высокомерия, называет еретиками всех тех, кто не исповедует его веру…»

В другом труде — «Христианская теология» Абеляр делает особый упор на то, что, по его словам, составляет его умысел: использовать диалектику, то есть умение приводить рациональные доводы и доказательства для того, чтобы установить истинность веры, религиозную истинность в глазах неверующих, ибо диалектика есть «владычица всякой рассудочной деятельности и всякого рассуждения». «И так как они подвергают нас нападкам, применяя философские рассуждения и доводы, и мы тоже в основном используем такие же рассуждения и доводы, которые, как я полагаю, никто не может понять в полной мере, кроме того, кто долгое время посвящал себя философии, в особенности диалектике. Надо было оказывать сопротивление нашим противникам, употребляя те же аргументы, что используют и приемлют они сами, ибо никого ни в чем нельзя убедить, кроме как теми доводами, что он допускает и приемлет». В этой работе Абеляр обрушивается на двух братьев, Бернара и Тьерри Шартрских, ярых сторонников идей платонизма. Сам Абеляр был приверженцем аристотелевского направления развития философской мысли, и эта дуэль между двумя обновленными (по сравнению с Античностью) системами воззрений представляет весьма волнующее зрелище, если мысленно поместить себя в те исторические условия, в которых она происходила. Итак, столкнулись два направления, две своеобразные попытки создания некоего синтеза, способного примирить христианское откровение и великих мыслителей древности; Шартрская школа опиралась на идеи Платона («божественность есть основная форма всякой вещи… Святой Дух соответствует тому, что Платон именовал мировой душой…»), Абеляр же находил себе опору в логике Аристотеля. Следует отметить, что Абеляр как бы вновь открывал основные положения аристотелевской мысли в то время, когда исследователи в странах Запада располагали лишь небольшой частью наследия Аристотеля. Эти попытки осуществить подобный синтез были всего лишь неясными, легкими набросками, эскизами той философско- теологической системы, что будет создана в следующем веке такими учеными мужами, как Альберт Великий и Фома Аквинский; правда, за это время произошло нечто чрезвычайно важное для развития западноевропейской философской мысли, а именно: в научный оборот вновь вошли произведения Аристотеля при посредничестве философов-арабов. Аверроэс, или, правильнее, Ибн-Рушд родился в 1126 году, то есть тогда, когда Абеляр создавал свои основные произведения. В тот период на Западе были известны лишь фрагменты «Органона» Аристотеля или отдельные цитаты из его произведений, приведенные Порфирием и Боэцием. Только позднее появились переводы и других произведений того, в ком начали видеть Философа с большой буквы. Таким образом, можно сказать, что мысль Абеляра в каком-то смысле опережала и предваряла процесс повторного открытия творений Аристотеля. С другой стороны, она была неким наброском, «эскизом» тех великих «сумм»,[21] в которых найдет свое воплощение философия схоластов, вся средневековая схоластика. Ведь по сути работа «Введение в христианскую теологию» уже была «суммой», ведь она представляла собой не простой комментарий к Священному Писанию, а глубокий анализ трех вопросов: веры, таинств и милосердия. Метод такого рассмотрения вопросов и написания подобных трактатов нашел свое развитие и окончательно обозначился в другом труде Абеляра, быть может, оказавшем наибольшее влияние на философскую мысль того времени, а именно в трактате под названием «Sic et Non», то есть «Да и Нет».

Возможно, из всех работ Абеляра именно трактат «Да и Нет» пробудил самые сильные волнения и тревоги его современников. В глазах же последующих поколений именно этот труд способствовал тому, что Абеляра считали скептиком; следует отметить, что метод написания этого труда и способы рассуждений весьма характерны для его автора; название указывает — и очень красноречиво — на природу этого трактата: да и нет, за и против; по поводу некоторых вопросов (ста пятидесяти восьми, если уж говорить точно), касающихся христианской веры и догмата христианского вероучения. Абеляр составляет своеобразный, очень подробный перечень противоречий, которые можно обнаружить в Священном Писании и в трудах наиболее сведущих и авторитетных комментаторов, у отцов церкви и иных ученых мужей, наиболее искушенных в вопросах веры и потому и пользовавшихся наибольшим авторитетом. «Да и Нет» по сути своей — это разум, сталкивающий авторитеты, сопоставляющий различные мнения… подобный подход, безусловно, требует огромной и несомненной отваги. Понятно, почему Абеляр вызывал такие восторги у своих учеников: в нем не было ничего от среднего, то есть посредственного комментатора, прилагающего невероятные усилия для того, чтобы избежать затруднительных положений; когда требуется прояснить какой-либо вопрос, он ничего не оставляет в тени, не уходит ни от каких противоречий. Кстати, среди рассматриваемых вопросов есть немало и таких, что можно назвать банальными, но большинство из них все же относится к числу жгучих и животрепещущих; они касаются веры и остаются очень острыми для верующего во все времена; есть среди них и вопросы, занимавшие лучшие умы Церкви в XII веке. В качестве примера достаточно привести один из них: «Основана ли вера на разумных рассуждениях человека и доводах или наоборот?» Далее Абеляр предлагает многочисленные цитаты, подтверждающие мысль о том, что основные положения веры «не поддаются» рациональному суждению и рациональных, разумных доводов, подтверждающих их истинность, не существует, потому что такого не может быть, а далее приводит цитаты, напротив, подтверждающие мысль, согласно которой правоверный христианин должен использовать разум при доказательстве истинности того, что дано ему в Откровении.

Если воспринимать трактат Абеляра вот так прямо, упрощенно, то в нем действительно можно усмотреть произведение скептика, забавляющегося тем, чтобы попеременно громоздить аргументы «за» и «против», не имея иной цели, кроме как уничтожить один другим. На самом же деле намерения Абеляра были совершенно иного свойства. Он довольно подробно все объяснил в прологе трактата «Да и Нет», а именно: его труд — это труд исследователя, использующего диалектику для достижения позитивного результата; он хочет показать, что относительно одного и того же вопроса в различных текстах содержатся прямо противоположные мнения, но вместо того чтобы «аннулировать» друг друга, они выявляют различные аспекты одного явления; усилия исследователя, мыслящего логически, должны быть направлены на анализ причин таких противоречий, на выяснение сути этих противоречий, чтобы в конце концов противоречивость была преодолена. «Так как в таком множестве текстов некоторые слова святых не только разнятся по смыслу, но и противоречат друг другу, нам следует — принимая во внимание нашу слабость — полагать, что скорее нам не хватает Божьей милости и благодати для того, чтобы понять эти слова, чем не хватало святым отцам Божьей милости и благодати для того, чтобы их написать». Затем Абеляр в общих чертах обрисовывает метод исследования и толкования, открывающий путь к комментированию и критическому изучению текстов, таким методом изучение и истолкование производятся и в наши дни. Он объясняет то, с чем мы соглашаемся и сегодня: различия могут быть поверхностными, они могут проистекать из того, что один и тот же термин подчас имеет различные значения, они могут оказаться результатом даже ошибок переписчиков, могут возникать из-за того, что тот или иной текст был искажен либо по небрежности, либо из-за невежества, однако причины возникновения различий могут быть и более глубокими: иногда случается и так (именно это и произошло в случае со святым Августином), что автор от работы к работе уточнял и развивал свою мысль, в результате чего два текста представляют два различных этапа его пути, проделанного для достижения истины. Или расхождения и различия могут возникнуть потому, что один текст содержит в себе намек или указание на правило, а другой — на исключение из того же правила. Когда расхождения превращаются во вроде бы непреодолимые противоречия, Абеляр советует прежде всего установить некую «иерархию текстов», чтобы выявить те из них, что «опираются» на самые высокие авторитеты. Подытоживая этот вопрос, Абеляр объявляет, что существует только один текст, совершенно лишенный ошибок: Библия. «Если там что-то и кажется абсурдным, непозволительно говорить, что автор этой книги не ведал истины, а допустимо сказать лишь, что в рукопись вкралась ошибка, либо ошибся переводчик, либо ты сам чего-то не понимаешь».

Подобный труд является в истории развития критической мысли трудом этапным, дающим начало целому направлению. Он свидетельствует о том, что мышление его автора было чрезвычайно острым и