22 января 1942 года соединения 9-й армии при поддержке 8-го авиационного корпуса нанесли удар западнее Ржева и перерезали коммуникации 29-й и 39-й советских армий, сомкнув разорванную линию обороны 9-й армии. Аналогичным контрударом 3 февраля был ликвидирован кризис под Вязьмой, где была окружена группа 33-й армии во главе с генералом Ефремовым. Боевые действия на этом направлении продолжались до 20 апреля 1942 года, но деблокировать окруженную группировку не удалось. В апреле группа Ефремова попыталась пробиться «на большую землю», но была уничтожена практически полностью, ее командующий застрелился.

К началу февраля немцы окончательно ликвидируют кризис в полосе группы армий «Центр». Хотя формально наступление Красной Армии продолжалось в течение всего марта и большей части апреля, это было уже «усердие не по разуму».

Немцы зимой 1941–1942 годов избежали тотальной катастрофы на Восточном фронте. Однако для «Барбароссы» это не имело никакого значения. Концепция молниеносной войны была мертва: 2-я и 3-я танковые группы (переименованные в армии) понесли такие потери в технике, что больше уже никогда не смогут вести операции с решительными целями. В оставшихся «на колесах» 1-й и 4-й танковых армиях резко возросла доля пехоты. Степень моторизации вооруженных сил сократилась: весной 1942 года, чтобы обеспечить минимальную мобильность группе армий «Юг», придется окончательно «раздеть» танковые и моторизованные дивизии групп «Север» и «Центр».

Отныне речь могла идти только о затяжной войне. А такую войну Германия в 1942 году была вести не в состоянии. Слишком она отставала по экономическим возможностям, выпуску вооружений и мобилизационным резервам от коалиции Великобритании с Советским Союзом, к которой 8 декабря 1941 года присоединились и Соединенные Штаты Америки.

Можно сказать немало горьких слов по поводу советского контрнаступления под Москвой, прямого и безыскусного. Но и это, по сути, было уже не важно.

Александра Алехина как-то спросили, почему он предпочел в один ход выиграть фигуру за пешку и потом довольно долго «дожимать» противника в эндшпиле вместо того, чтобы выиграть изящной пятиходовой комбинацией. Великий шахматист пожал плечами: «Видите ли, – ответил он, – я вообще-то полагал, что, оставшись без фигуры и какой-либо компенсации за нее, мой партнер сразу же сдастся»…

Мы дошли до конца истории «войны ОКХ», молниеносной кампании, продолжавшейся полгода: со дня летнего по день зимнего солнцестояния. (Бои последней декады декабря – начала января в логике «Барбароссы» являются стадией «post mortem», а «генеральное наступление РККА зимой 1942 года и немецкие контрудары под Вязьмой и Ржевом относятся уже к концепции затяжной тотальной войны, которая не имела ничего общего ни с крупнейшей наступательной операцией вермахта, ни с замыслами руководства ОКХ, которое, напомню, рассматривало всю русскую кампанию как эпизод в войне против Англии.)

Развертывание плана «Барбаросса» стало началом конца Третьего Рейха. Но и Советский Союз понес летом и осенью 1941 года тяжелые, невосполнимые потери. Были моменты, когда страна находилась на грани тотального военного поражения. В июле под Смоленском, в сентябре под Киевом и под Ленинградом, в октябре под Москвой вермахт был на волосок от решающей победы.

В этой связи естественны два вопроса:

Во-первых, мог ли Советский Союз отразить наступление противника, не доводя немецкие войска до Пулковских высот, Красной поляны, Тулы и нижнего течения реки Дон? И, во-вторых, существовала ли за немцев стратегия, позволяющая им добиться разгрома Советского Союза в 1941 году и вывода его из войны не позднее весны 1942 года?

Летом 1941 года вермахту удалось добиться полной внезапности. Дезинформационная акция, объясняющая развертывание войск в Восточной Пруссии, Польше и Румынии «отвлекающим маневром перед вторжением в Англию», увенчалась успехом (заметим в скобках, что доля истины в этой дезинформации наличествовала: ОКХ действительно рассматривало войну на Востоке как прелюдию к решающей битве на Западе). Однако «утечек» информации на всех уровнях было довольно много, да и советская войсковая раз-. ведка кое-что видела, а службы радионаблюдения четко фиксировали возрастание трафика работы германских радиостанций в мае и июне с резким прекращением переговоров 19–20 июня. Соответствующие выводы делались. Во всяком случае, командование Балтийским флотом уже в мае 1941 года озаботилось прикрытием Моозундских островов и Финского залива. 19 июня на флоте объявлена готовность № 2, что подразумевает непрерывную авиаразведку и отправку в море корабельных дозоров. В Прибалтийском военном округе за несколько дней до начала войны начинается развертывание полевых штабов, принимаются меры к охране аэродромов, навешивается колючая проволока. В полночь 22 июня, за четыре часа до начала войны, Балтфлот уже находится в готовности № 1.

Те или иные «меры» принимались на Черноморском флоте и в Одесском военном округе; штаб М. Кирпоноса действовал с оглядкой на Москву, требующую «не давать повода для провокаций», но и в полосе будущего Юго-Западного фронта под ответственность войсковых командиров войска занимали укрепленные районы, артиллерия под предлогом учений выводилась из казарм и разворачивалась по полигонам, Только Д. Павлов в Минске жестко проводил линию «войны не будет».

В целом предмобилизационные мероприятия советских войск были, конечно, совершенно недостаточными, и проводились они на энтузиазме отдельных командиров, причем втайне не только от «потенциального противника», но и от собственного войскового начальства. Эти действия, однако, ослабили эффект первого удара и, во всяком случае, уберегли корабли Балтийского и Черноморского флотов и некоторую часть советской авиации.

Соответственно, вырисовывается очевидная «альтернатива», в которой советское высшее военное и политическое руководство относится к поступающим всю весну разведывательным данным более серьезно, чем это было в Текущей Реальности. Не нужно так уж глубоко вникать в мышление гитлеровских полководцев, чтобы ответить на вопрос И. Сталина: «Зачем?» Необходимость «санации» Восточного фронта в рамках войны на Западе обосновывалась Шлиффеном, эту проблему немцы активно обсуждали в межвоенный период. И потом, что еще мог предпринять вермахт летом 1941 года? Операцию против Англии следовало начинать раньше – в апреле или в мае. На Средиземном море немцы овладели Критом и «почему-то» остановили операции. В этой логике «война ОКХ» вычислялась однозначно.

А. Василевский, по-видимому, все понял еще до майских праздников 1941 года. Заключив, что война может начаться в любой день (это, ведь, нам просто повезло, что германский Генеральный штаб затянул переброску 1-й танковой группы с Балканского полуострова в Польшу, и начало кампании 1941 года пришлось задержать до конца июня), что менять дислокацию армий прикрытия уже поздно, он пытается «с листа» спланировать упреждающий удар, но не находит поддержки ни у Г. Жукова, ни у И. Сталина, полагающих, что время на создание нового плана войны еще есть, а импровизированный удар столь громоздкими соединениями, какими являлись советские армии прикрытия, лишен всяких шансов на успех [96].