с лихвой заменил собою такую «сень», хотя первоначально царь имел в виду соорудить «сень Рэ» царицы особо от «двора Йота» («Сотворю я двор Йота Йоту, моему отцу, в Ax-йот в этом месте. Сотворю я сень Рэ жены царевой — — — Йо[т]у, моему о[т]цу, в Ax-йот в эт[о]м месте» — плиты Ax-йот К, строка 15, и X, строка 17: ЕА V: XXX = XXXVIII = JEA ХХI: 136 = ТТА: 113-114 = СА III: 190; ЕА V: XXXII).

И все-таки осколок столба с остатками надписи (СА III: CI 12) из того самого бокового крыла дворца, которое обычно принимают за женский дом фараона, мог бы свидетельствовать, что здесь или где-то поблизости находилась «сень Рэ» царицы. Правда, для этого надо, чтобы надпись можно было восстановить таким образом: «[Ра-Хар-Ахт, ликующий в небосклоне в имени своем как Шов, который (есть) йот, (кому) дано жить ве]чно, [векове]чно, [Йот живой великий, что в] празднестве [тридцатилетия], владыка окружаемого всего [солнцем, владыка кеба, владыка земли в(?) сени Рэ] жены царевой великой, [в доме ликования] Йота в доме Йота в [Ax-йот]». Размеры пробелов допускают такое восстановление, но только кружку «Рэ» пришлось бы тогда стоять одному посреди отвесной строки с пустотою справа и слева и даже без черточки. Зато «дом ликования Йота» был бы как раз подходящим местом, так как в нем были «сени Рэ» царевен и Кэйе (см. гл. III) и один из «домов ликования» был дворцовым (см. гл. III). Но только все целиком боковое крыло никак не могло быть «сенью Рэ», какою мы ее знаем по изображению в гробнице Хойе («сень Рэ» Тэйе, ЕА III: VIII = IX-XI), по остаткам в южной усадьбе и по камням из Шмуна («сени Рэ» Кэйе, впоследствии Ми-йот и Анхес-эм-п-йот; см. гл. II и III).

Другая вещь из восточного крыла дворца, которая могла бы намекать на связь его с царицей, — это обломок деревянной крышки от письменного прибора (от вместилища для писчих тростинок) с надписью «— — — вековечно! Жена царева [велик]ая — — —» (СА III: 45). Значение эта находка имела бы только в том случае, если б титлу царицы предшествовали кольца солнца; если до нее был упомянут фараон, то прибор мог быть его, а не Нефр-эт. Однако последнее маловероятно, так как титло царя перед титлом царицы обычно не имеет — редкой вообще у царя — концовки: «жив он вечно вековечно!» (см. § 55). Но если б прибор и принадлежал Нефр-эт, то отсюда до заключения о принадлежности ей восточного крыла дворца было б еще очень далеко. В государственных учреждениях, расположенных поблизости от дворца, была найдена трубочка для глазного притирания, принадлежавшая четвертой дочери царской четы — Нефр- нефре-йот Малой (СА III: LXXVIII 7), но кто же сделает из этого вывод, что маленькая царевна проживала именно тут? А что касается куска от облицовки водоема, помещавшегося в восточном дворцовом крыле, то на ней значилось отнюдь не одно титло царицы, но и титло царя, как доказывает уцелевшая перед ее званиями концовка: «[большой по] веку своему» (ТЕА: X).

Но царица имела не только свое особое хозяйство, свое особое казнохранилище, свой особый дворец, она имела и свои особые царские корабли с кормилами, увенчанными ее резною (?) головою (ЕА V: V, ARHAC: 83 = 82 = ARH: CXCI PC 67 = APhE: XXIII), и с беседками, украшенными ее изображениями с мужем (ЕА V: V) и без него (ARHAC: 83 = 82 = ARH: CXCI PC 67 APhE: XXIII).

Но как бы то ни было, ни угодья, ни производства, ни сооружения, ни прочие известные нам богатства царицы не таковы, чтоб на основании их одних можно было умозаключить о большом ее влиянии на государственные дела. Однако есть одно прелюбопытное явление, которого мы еще не коснулись. Имею в виду то отношение, в которое ставится к солнцу царица, отношение, напоминающее несколько то, в котором состоит к своему лучезарному «отцу» сам «Единственный для Рэ» — Амен-хотп IV.

Когда за именами царя следует имя Нефр-эт, им большей частью предпослано имя солнца (passim). Тем самым царица помещается как бы на одну доску с царственным светилом и его «сыном». На изображениях солнечный круг не простирает своих рук-лучей ни к кому из подданных (passim), даже к царевнам, даже, на первых порах, к побочной жене фараона (см. гл. III и VI): солнце простирает руки-лучи только к венценосным особам. Амен-хотпа IV и Нефр-эт оно обнимает лучами-руками, касается ими их венцов, поддерживает венцы, подносит к носам царственной четы знак жизни (passim). Правда, в солнцепоклоннической столице такого выдвижения в один ряд с солнечным именем удостаивались также имена покойного Амен-хотпа III и его здравствующей вдовы Тэйе (ЕА III: XXI четыре раза, возможно также XIX; СА III: LXIV 6 = 155; TQT: XXXI = 13 = ТТА: 164 CLXXXVIII, TQT: XXXII = 14 = TTA: 165 CLXXXVIII, два раза). Равным образом каждому из них протягивает свои руки-лучи солнце и подносит к носу по знаку жизни (ЕА III: IV, XVIII, TQT: XXIX = XXXII = XXXIII, JEA XII: I = HTES VIII: XXII = AeKHK: XIII = STEA: 21 = CuAE: XXII b = VMPh: 147). Однако умерший фараон и его вдова далеко не часто появляются на памятниках новой столицы. Да и вообще все то, чего удостаиваются Амен-хотп III и Тэйе у лучистого «отца» их сына, не более как бледный сколок со взаимоотношений солнца и молодой царской четы: ведь до Амен-хотпа IV и Нефр-эт всего этого не было и в помине.

Любовь солнца к фараону — общее место в солнцепоклоннической письменности. Но не он один — «возлюбленный Йота». «Любимою Йота живого» является и Нефр-эт (ЕА V: IV). И если солнцу говорят: «Восходишь ты, чтобы дать ему (т. е. царю) вековечность, умиротворяешься ты (т. е. заходишь), (да) дашь ты ему вечность» (ЕА V: XXV, строка 4), то и для царицы «восходит Йот, чтобы дать ей жалование (т. е. милость), умиротворяется он, чтобы умножить любовь ее (т. е. любовь к ней)» (ЕА IV: XXI). И для обоих, для царя и царицы, солнце поднимает утром людей: «Поднимаешь ты их для сына твоего, вышедшего из плоти твоей, царя (и) государя, живущего правдою, владыки обеих земель Нефр-[шепр]-рэ В[а-н]-рэ, сына Рэ, живущего правдою, владыки венцов Эх-не-йота, большого по веку своему, (и) жены царевой великой, возлюбленной его, владычицы обеих земель Нефр-нефре-йот Нефр-эт — жива она, молода она вечно вековечно!» (ЕА VI: XXVII, строка 13).

Знаменитая песнь солнцу из гробницы Эйе зовется не просто солнечным славословием, а «утренним прославлением Ра-Хар-Ахта, ликующего в небосклоне в имени своем как Шов, который (есть) Йот, кому дано жить вечно вековечно, Йота живого, великого, что в празднестве тридцатилетия, владыки окружаемого всего солнцем, владыки неба, владыки земли, владыки дома Йо[т]а в Ax-йот, царя (и) государя, живущего правдою, владыки обеих земель Нефр-[шепр]-рэ Ва-н-рэ, сына Рэ, живущего правдо[ю], владыки венцов Эх-не-йота, большого по веку своему, жены царевой великой, возлюбленной его, владычицы обеих земель Нефр-нефре-йот Нефр-[э]т — жива она, здрава, молода вечно вековечно!» (ЕА VI: XXVII, строка 1). Под сходным названием начало этого славословия было включено в другое сочинение в гробнице Мойе: «Утреннее прославление Ра-Хар-Ахта, ликующего в небосклоне в имени своем как Шов, который (есть) Йот, кому дано жить вечно вековечно, царя (и) государя, живущего правдою, владыки обеих земель Нефр- шепр-рэ Ва-н-рэ, сына Рэ, живущего правдою, владыки венцов Эх-не-йота, большого по веку своему, жены царевой великой, возлюбленной его, владычицы обеих земель, большой любовью, Нефр-нефре-йот Нефр-эт — жива она вечно вековечно!» (ЕА V: II, строки 1-2). Еще одно славословие озаглавлено таким способом у Эйе: «Утреннее прославление Ра-Хар-Ахта, ликующего в небосклоне в имени своем как Шов, который (есть) Йот, кому дано жить вечно вековечно, царя (и) государя Нефр-шепр-рэ Ва-н-рэ, сына Рэ Эх-не-йота, большого по веку своему, жены царевой великой Нефр-нефре-йот Нефр-э[т] — жива она вечно вековечно!» (ЕА VI: XXV, строка 1). Озаглавить так ухитрились даже сложенное в честь милостивца-фараона «жизнеописание» Мойе: «Утреннее прославление Ра-Хар-Ахта, ликующего в [небосклоне в имени своем как Шов, который (есть) Йот, кому дано жить вечно вековечно, царя (и) государя, живущего правдою, владыки обеих земель] Нефр-шепр-рэ Ва-н-рэ, сына Рэ, живущего правдою, владыки венцов Эх-[не-йота], большого по веку своему, повелительницы, большой во дворце, прекрасной ликом, приглядной в (головном уборе из) двух перьев, любимой Йотом живым, жены царевой великой, возлюбленной его, владычицы обеих земель Нефр-нефре-Нефр-эт — жива она вечно вековечно!» (ЕА V: IV). Таким образом, утреннее славословие обращают одновременно к солнцу, царю и царице — вместе с солнцем и царем молятся также Нефр-эт. И что то были не пустые слова, доказывают наглядно каменные плиты с изображением лучистого солнца и царской семьи, водружавшиеся верноподданными у себя дома для поклонения.[ 8 ]

Молитвы к царице могли быть не только ее прославлениями, но и прошениями к ней. Молебные просьбы к царице бывают начертаны по бокам дверей в вельможеских гробницах следом за подобными же обращениями к солнцу и царю. Вместе с ними и подобно им царицу призывают как подательницу различных благ. В одних случаях раньше, чем высказать просьбу, воздают хвалу, в других — начинают с древнего заклинания, которое египтяне с давних времен обращали к своим богам, поминая умерших: «жертва, данная царем» такому-то египетскому божеству (с тем, чтобы оно дало то-то и то-то покойному). Следовательно, в