сильнее. Вот его, бесчувственного, несут какие-то молодые люди между столиками бара. Вот другие двое кладут его на носилки. Вот он сидит в конторе Фреда рядом с Гутманом. Вот Фред протягивает ему пачку пятидесятидолларовых бумажек, причем снимки настолько отчетливые, и бумажки так повернуты к фотообъективу, что достоинство банкнотов видно очень хорошо. Где-то, значит, была скрыта фотокамера...

— Это отпечатано с кинопленки, — словно читая его мысли, объяснил Скеенс и улыбнулся. — Сейчас у меня нет проектора, но, если захотите, мы можем устроить просмотр.

«Или энтээсы, или разведка, — мелькнуло в голове у Фастова. — Будут вербовать». Так гадко ему никогда еще не было. Если бы кто-нибудь мог вложить ему в руки пистолет, он бы убил себя, не задумываясь.

— Ни вам, ни нам не следует терять времени, — сказал Скеенс, складывая карточки в папку. — Я предложу вам один вариант, и, если он вас устроит, приступим к исполнению.

Фастов молчал, он не мог выдавить из себя ни слова. Да и что было говорить?

— Так вот, — после паузы продолжал Скеенс, — дела ваши очень неважны. Я не буду вербовать вас в шпионы, но попрошу услугу за услугу.

Этот проклятый Скеенс, кажется, читал в его душе, как в открытой книге.

— О каких услугах речь? — хрипло спросил Фастов.

— Вас ведь не похвалит ваше начальство за такое опоздание на корабль, правда?

— Не похвалит.

— Уже этого достаточно, чтобы иметь очень крупные неприятности и вам и вашему капитану. А если у вас на родине станет известно обо всем остальном, что тогда? Тюрьма?

— Может быть, и тюрьма.

— Так, у меня есть одно предложение, и, если вы согласитесь, все будет как нельзя лучше.

— Говорите.

— Повторяю: я не вербую вас в агенты. Вернее, вы станете агентом, но моим личным.

— Кто же вы такой?

— Просто бизнесмен, делец. Моя специальность — валютные спекуляции. Почти как у вас.

Он еще и шутит! Фастов при последних словах почувствовал облегчение. Может, его и действительно не вербуют в шпионы? Может, все не так уж и страшно? Любой вариант взамен того, который делает человека предателем, казался ему если и не желанным, то неизбежным в его теперешнем положении и спасительным. Он спросил:

— Что я должен делать?

— Я дам вам, ну, скажем, для начала килограмм золота. Вы привезете, скажем, пять тысяч рублей. Сколько вы получите за его реализацию, меня не интересует. Разницу возьмете себе. Золото будет самой высшей пробы. И провезти килограмм не так уж трудно. Что такое килограмм чистого золота? Маленький кусок туалетного мыла. Кстати, оно и будет замаскировано под мыло. Не вижу причин отказываться от такого обоюдовыгодного соглашения.

Фастов тяжело опустил голову.

— Я прижат к стенке.

— Что вас смущает? Таможенный досмотр?

— Нет.

Для Фастова досмотр давно стал чистой формальностью. Его не проверяли, потому что никому не могла прийти мысль, что Фастов занимается контрабандой.

— А что же?

— Сбыт.

— Ну-у, — воскликнул Скеенс, — надо совсем немного инициативы, и спрос найдется. В крайнем случае сообщу вам один московский адрес, и вас сведут с нужными людьми.

— Москва от меня далеко. Попробую что-нибудь сообразить.

— Ну и отлично.

— Что мне делать сегодня, сейчас? Что я скажу на корабле?

Тоска была на душе у Фастова.

Скеенс похлопал его по колену.

— Как вас зовут?

— Юрий Георгиевич.

— Так вот, Юрий Георгиевич, я обо всем позаботился. Поскучайте полчаса, я скоро вернусь. — И он ушел, очень довольный и веселый, оставив Фастова нервничать в одиночестве. Дверь за ним заперли на два оборота. Фастов был под стражей.

Скеенс вернулся с кипой вечерних газет.

— Тут имеется одно любопытное сообщение. Оно касается вас.

Фастов ничего не понимал. Скеенс развернул одну газету, ногтем отчеркнул на первой полосе небольшую заметку, набранную мелким шрифтом, и спросил:

— По-голландски не понимаете?

— Нет.

— Тут напечатано, что русский моряк Фастов, возвращаясь в час дня на свой пароход, оказался невольным свидетелем ограбления ювелирного магазина... Между прочим, того самого, где вы покупали кольцо. — Скеенс помолчал, чтобы дать Фастову как следует прочувствовать всю глубину его, Скеенса, осведомленности и всесильности. — Русский моряк смело вступил в борьбу с грабителями и помог задержать одного из них. Городская полиция выражает русскому моряку горячую благодарность и сожалеет, что ему пришлось немного самому пострадать, а главное, задержать свой пароход. Кажется, недурно? К тому же правдоподобно.

— Противней быть не может.

— Другого выхода нет.

— Газету могу взять с собой?

— Как раз этого делать нельзя. Мы позаботились, чтобы ваши товарищи ознакомились с ней прежде вас.

— Что дальше?

— Полицейская машина отвезет вас в порт, а потом вам придется немного проявить ваши артистические способности...

Затем Скеенс дал ему кусок туалетного мыла, неимоверно тяжелый.

— Положите в карман.

Фастов не сказал ничего, вышел молча следом за провожатым — рослым молодым человеком. Насколько он сумел заметить, его держали не в больнице. Это была большая квартира с длинным коридором и множеством выходящих в него дверей. Спустились на лифте.

Внизу его ждала полицейская машина. Оказывается, дом был недалеко от порта. Ему предложили сесть рядом с водителем. Сзади поместился толстый полицейский. Через пятнадцать минут они были в порту.

«Альбатрос» стоял у стенки со спущенным трапом. Внизу возле трапа толпились люди. В сумерках Фастов разглядел, что тут почти весь офицерский состав судна во главе с капитаном.

Машина подъехала вплотную. Полицейский офицер подошел к капитану.

— Сэр, надо ли объяснять причину опоздания вашего офицера?

— Нам кое-что известно из газеты...

— В таком случае разрешите пожелать вам счастливого плавания. До свидания, сэр. — Полицейский отдал честь капитану, а затем повернулся к Фастову, молодцевато козырнул ему. Полицейская машина, развернувшись и прогудев на прощание сиреной, укатила. Товарищи обступили Фастова, и ему оставалось утешать себя только тем, что сумерки сгустились. До тошноты мерзко было играть роль, которую ему навязали, но отступать он не мог.

Фастов сказал капитану, что хотел бы поговорить наедине. Они пришли в капитанскую каюту, и там Фастов, сославшись на сильную усталость, попросил освободить его на сутки от вахты.

Капитан охотно согласился. «Герой дня» заперся у себя в каюте и уснул. Ему снились кошмары...