ожидать, Лукашевич испытал совсем другие чувства: вспомнив наиболее смешную и злую шутку, он затрясся от беззвучного смеха. «Всё-таки я – бессердечная и беспринципная скотина», – подумал Лукашевич с облегчением.
Лимузин тем временем выехал на Щелковское шоссе, справа и слева потянулись промышленные кварталы, и смотреть стало совсем не на что. Полковник снова повернулся в своём кресле:
– Как, мужики, по стопочке коньяка примем?
– Неудобно, – сказал Громов.
– Неудобно только штаны через голову надевать, – ответил стандартной армейской шуткой полковник. – Я вам потом «Антиполицая» дам. Совершенно отбивает запах. А коньяк хороший, французский, двадцатилетней выдержки.
Перед хорошим французским коньяком двадцатилетней выдержки офицеры не могли устоять. Полковник, покопавшись, извлёк из встроенного бара пузатую бутылку с чёрной наклейкой и набор одноразовых стаканчиков:
– Давайте, мужики, выпьем за русскую авиацию!
Офицеров привезли в какую-то загородную резиденцию. Трижды лимузин останавливали хмурые ребята с короткоствольными автоматами, проверяли документы. Наконец проверки закончились; последние ворота затворились, пропустив автомобиль на территорию; лимузин медленно покатил по узкой асфальтированной дорожке и остановился перед залитым ярким солнечным светом особняком в псевдоготическом стиле. Перед особняком росли два огромных и очень старых вяза с узловатыми и голыми ветвями; здесь, за городом, было очень холодно, и снег искрился на ветвях и на земле.
Полковник, пригласив офицеров следовать за ним, уверенно прошёл к двери, ведущей в правое крыло особняка. За дверью, в небольшом помещении с дубовыми панелями, их обыскали на предмет личного оружия, ничего, разумеется, не нашли и отвели в туалетную комнату, где и оставили на десять минут, дабы офицеры могли привести себя в порядок перед церемонией награждения.
– Как вы думаете, где мы? – спросил Стуколин своих товарищей, справляя малую нужду в один из начищенных до блеска писсуаров.
– Что не в Кремле – это точно, – сказал Лукашевич, он снял куртку, повесил её на крючок вешалки и теперь с сомнением изучал свою физиономию в зеркале. – А где конкретно, бес его знает.
Громов никак не прокомментировал этот обмен репликами, молча открыл кран и стал умываться.
– Охо-хо, – сказал Стуколин. – Не нравится мне всё это – что-то уж больно тихо…
Шутку его на этот раз не поддержали: сказывалось волнение от предстоящей встречи с «символом современной государственности».
Ровно через десять минут в туалетную заглянул полковник.
– Готовы, мужики? – спросил он вполне свойским тоном, а потом, практически без перехода, объявил громко и в предельно официозной манере. – Господа, вас ожидает Президент Российской Федерации!
Офицеры, приглаживая волосы и переглядываясь, направились за ним.
Президент принял их, стоя посередине большого и светлого холла с интерьером а-ля «охотничий домик». Имелся здесь украшенный изразцами и вполне действующий камин: от него веяло жаром хороших дров и уютом; имелась коллекция оружия на стене; имелись трофеи – голова кабана и голова лося с пустыми стеклянными глазами; на полу был расстелен роскошный персидский ковёр, ступить на который было боязно, но пришлось.
Президент выглядел плохо: мутный взгляд, пожелтевшая кожа, глубокие борозды морщин. Одет он был в поношенный халат и домашние тапочки на босу ногу. В воздухе чувствовался сильный запах лекарств. Лукашевич подумал было, что кто-то в администрации перемудрил, заставив откровенно больного Президента участвовать в этой церемонии (обошлись бы и министром обороны – не баре), но потом вспомнил, под покровом какой секретности проводилась вся операция «Испаньола», и понял, что по-другому нельзя. Вполне возможно, что даже министр обороны не в курсе. Этим же объяснялось отсутствие в холле посторонних лиц. Здесь собрались только посвящённые: Президент, полковник Зартайский и троица офицеров с полуострова Рыбачий.
Полковник как старший по званию вышел вперёд, приложил руку к фуражке и чётко отрапортовал:
– Господин главнокомандующий, офицеры части 461-13'бис': майор Громов, старший лейтенант Лукашевич, старший лейтенант Стуколин – прибыли для получения правительственных наград за успешно выполненное боевое задание.
Президент помолчал, имея при этом совершенно отстранённый вид, потом произнёс, растягивая слова и делая огромные паузы между ними:
– Значи-ится… яви-ились… для… награ-аждения?.. Это-о… па-ани-има-аешь… дело…
Он повернулся, и офицеры увидели, что у него за спиной на деревянном лакированном столике лежат подготовленные заранее коробочки, удостоверения и конверты. Заторможено двигаясь, Президент потянулся к столику и взял одно из удостоверений наугад.
– Кто-о… зде-есь… Стуколин?..
Алексей растерянно улыбнулся друзьям (он никак не ожидал, что первым вызовут его, но так легла карта) и шагнул вперёд:
– Старший лейтенант Стуколин прибыл в ваше распоряжение.
– Мо-оло-одец! – сказал Президент, передавая ему удостоверение и коробочку с орденом. – Геро-ой…
– Служу Отечеству! – уставной формулой отвечал Стуколин.
За Стуколиным Президент вызвал Громова, за ним – Лукашевича. Процедура дважды повторилась. Потом Президент снова выдержал длинную и томительную паузу, сгрёб со столика конверты и передал их Громову со следующими словами:
– А… это… ва-ам… да-аво-ольствие… па-ани-има-аешь…
И снова замолчал, насупившись.
– Господа офицеры, поздравляю, – вмешался полковник Зартайский. – Мы можем идти, господин главнокомандующий? – обратился он к Президенту.
Тот вяло кивнул, и полковник сделал для офицеров недвусмысленный жест рукой, приглашая всех троих на выход.
– До свидания, господин президент, – попрощался вежливый Громов.
Они покинули холл, неся в руках коробочки с орденами и конверты. В «предбаннике» полковник ещё раз поздравил офицеров и куда-то вышел, оставив их одних.
– Сейчас будет банкет, – уверенно сообщил Стуколин своим товарищам, пряча награду и «довольствие» в карман.
Но он ошибался. Банкет с новоиспечёнными Героями России не входил в планы администрации. Полковник Зартайский больше не появился. Вместо него пришёл один из тех плечистых молодых людей, которые встречали офицеров на вокзале.
– Пройдёмте, – произнёс он в требовательной интонацией участкового инспектора.
Стуколин подмигнул друзьям: мол, сейчас поведут в банкетный зал. Но вопреки его ожиданиям офицеров выпроводили из особняка, пешком провели через контрольно-пропускные пункты и, вручив пожитки, оставили на обледенелом шоссе, рассекающем дремучий и белый от снега лес.
Громов вопросительно взглянул на сопровождающего.
– Идите по дороге, – пояснил тот с невозмутимым выражением на лице. – Никуда не сворачивайте. Через шесть километров будет железнодорожная станция. На любой электричке легко доберётесь до Москвы.
– Так, – сказал Стуколин и принялся потирать кулак. – А подвезти нас до станции ни у кого не возникло желания?
– Распоряжений не поступало, – нагло заявил сопровождающий. И добавил, осклабившись: – Да вы не смущайтесь, парни, вы же теперь герои, вас обслужат вне очереди.
– Костя, – обратился к командиру Стуколин, – можно я ему врежу?
Ухмылка сошла с лица сопровождающего, он подобрался, настороженно разглядывая офицеров.
– Пошли, – сказал Громов, поворачиваясь. – Нечего нам тут больше делать.
Уже в электричке, под грохот колёс, в болтанке старых грязных вагонов, офицеры не без любопытства