на кухне квартиры Москаленко, чтобы обсудить животрепещущую тему: арест дяди Отара, который, как выяснилось, состоял в преступной группировке, занимавшейся махинациями в магазине «Автомобили».

На это раз приятели говорили громко и не стеснялись в выражениях. Юра так и не понял почему, но мужики выступали в основном за дядю Отара, и только дядя Костя уверял, что всё «фигня» и что разберутся – отпустят.

– Мафия, твердят, мафия, – злобно бурчал дядя Женя. – Какая ж они – мафия? Где теперь машину нормальную купишь? В очереди десять лет стоять? Нормальное дело, между прочим, делали. А теперь их к стенке?

– Дело ему нормальное! – кипятился дядя Костя. – Ворье. А Отар, дурень, захотел «мерседес». Говорил я ему: купи чего-нибудь попроще, «волгу» там подержанную, если деньги есть. Ну он же у нас – гордый орел! Ничего, разберутся – выпустят. Не сажают у нас за спрос!

Но дядю Отара не выпустили – в ходе следствия выяснилось, что он был не простым покупателем, а посредником, обеспечивавшим «левыми» машинами родственников и друзей в Грузии. Когда успевал обычный водитель троллейбуса проворачивать такие махинации, осталось за кадром этой истории.

Впрочем, на этом ошарашивающие новости не заканчивались. В самом конце месяца, на утренней политинформации, классная руководительница выступила с сообщением, что в настоящее время проводится серьезная проверка в республиканских руководящих органах. Были выявлены серьезные злоупотребления, в том числе и связанные с использованием бесплатного труда несовершеннолетних на сельскохозяйственных работах, – когда, скажем, узбекские школьники по три месяца вместо учебы трудились на сборе хлопка. В связи с этим советское правительство выпустило специальное распоряжение, категорически запрещающее использование труда школьников при проведении сельхозработ.

Само по себе сообщение, что теперь никого не будут «тягать на картошку», радовало. Однако намеки учительницы, что это решение правительства появилось как результат некоего серьезного расследования напомнили Юре недавний спор на кухне, и он задумался. Получалось, что не зря он испытывал страх перед будущим – как-то всё менялось не в лучшую сторону. Выяснялось, что мир вокруг состоит не только из сплошных удовольствий и радостей – за изнанкой этого радужного мира старшие устраивают настоящие бои друг с другом, а в заложниках (это слово тоже стало модным после телефильма «Альфа») часто оказываются дети. Юра попробовал представить себе, что же такое происходит в Узбекистане, но у него не хватило воображения. Куда ближе находилась проблема дяди Отара – вот был человек, очень тихий и очень вежливый; приходя в гости, всегда приносил какой-нибудь подарок для семьи, – а теперь его нет, потому что кто-то из больших начальников решил, что дядя Отар является преступником. Мир менялся, и это очень не нравилось Москаленко-младшему. Ему хотелось назад – в уют и предсказуемость. Но в то время Юра ничего не решал…

Февраль 84 года запомнился сильными, почти невероятными, морозами и ощущением какой-то неявной угрозы, которое висело в воздухе, но так и не разразилось грозой.

Впервые Юра услышал о смерти Андропова 10-го числа – на перемене между уроками об этом шептались одноклассники. Главным спецом по части слухов в их классе выступал всегда Венька Бейшан – у его родителей имелся хороший сильный приемник, и они постоянно слушали радио «Свобода». Хотя Юра и был московским мальчиком с довольно широкими взглядами на жизнь, зарубежным радиостанциям и, соответственно, Веньке Бейшану он не слишком-то доверял. Знал, что и радиостанции, и Венька в равной примерно степени любят приврать, и после их пересказа отличить, где в той или иной информации правда, а где вымысел, было решительно невозможно. Слухи, почерпнутые на радио «Свобода», Венька распускал не через свою стенгазету, что понятно, а через «предбанник» мужского туалета, где собирались на время перемен любители покурить и поговорить. Вот и теперь Бейшан сидел на подоконнике и, делая круглые глаза и понизив голос до конспиративного шепота, рассказывал, что об этом сейчас болтают по всем каналам, что информация проверенная и что сегодня-завтра следует ждать обращения правительства и некролога. Каломейцев и Серков, топтавшиеся тут же у окна, внимали Веньке, развесив уши. Юра прошел мимо них к писсуарам, потом вымыл руки и постоял, посмеиваясь.

– И что говорят? – спрашивал Серков с горящими глазами. – Из-за чего он откинулся?

– Почки отказали, – авторитетно разъяснял Бейшан. – Без почек, сам знаешь, жить нельзя. Теперь неизвестно, что будет. «Голоса» говорят, что вся наша армия приведена в боевую готовность. Будто к войне готовимся.

– Что за чушь?! – фыркнул Юра, чем сразу привлек к себе внимание. – Армия-то тут при чем?

– Мало ли… – Бейшан еще понизил голос. – Говорят, что генсек перед смертью приказал бомбить американские города!

Выдав этот перл, Венька победно огляделся. Да, новость была высший класс! Обубенная новость! Только вот выглядела она не просто сомнительно, а откровенно лживо – как «штамп» вражеской пропаганды, пытающейся изобразить Советский Союз «империей зла». Юра понял, что апелляция к разуму и здравому смыслу присутствующих здесь не сработает. Поэтому предпочел отшутиться:

– Похоже, тебе, Венька, уже повестка пришла. Пора в поход на Оклахомщину.

Серков засмеялся и дружески хлопнул Юру по плечу. Каломейцев и Бейшан юмор не оценили.

– Вот увидите, – пообещал Венька зловеще. – Умер ваш Андропов и завещанья не оставил. Трындец теперь будет полнейший.

– Херня! – радостно заявил Серков, которого слова Юры успокоили и раззадорили. – Лучше скажите, мужики, есть у кого-нибудь кассета с «Кино»? Лишь бы там «Алюминиевые огурцы» были…

Разговор сам собой свернул на новый музыкальный альбом ленинградской рок-группы «Кино», Серков с заговорщическим видом вытащил из кармана пачку «Космоса», и присутствующие немедленно забыли и о судьбе генсека, и о том, что по этому поводу думает радио «Свобода».

Однако день проходил за днем, а нервическая атмосфера ожидания чего-то страшного только сгущалась. Юра Москаленко вдруг заметил, что по телевидению вместо обычных фильмов и познавательных передач стали показывать определенный набор: консерватория сменялась филармонией, опера сменялась балетом, филармония – консерваторией, балет – оперой, и так далее по кругу. Потом вдруг, без малейшего повода и предупреждения, по первой программе запустили «Семнадцать мгновений весны», а по второй – «Мертвый сезон» и «Адъютант его превосходительства». С некоторым опозданием в процесс включилась и третья ленинградская программа, начав демонстрацию «Щита и меча». В другое время Юра был бы рад этим телесериалам – он вообще обожал фильмы про советских разведчиков и вражеских шпионов, а «Семнадцать мгновений» был готов смотреть раз за разом с неиссякаемым удовольствием, – однако теперь эти показы выглядели зловеще. Все помнят, откуда генсек произошел, где служил и что возглавлял? То-то! В церкви, из классиков знаем, покойника принято отпевать. Похоже, это и есть отпевание!..

Обстановка прояснилась только 20 февраля. Утром того дня Генеральный секретарь ЦК КПСС Юрий Владимирович Андропов появился на экранах телевизоров – выглядел он измученным и слова выговаривал с трудом, однако был вполне жив и смог зачитать официальное заявление ЦК, опровергающее «слухи о готовящейся агрессии Советского Союза против стран Запада» и о «недееспособности главы государства».

Вечером того же дня состоялась двухчасовая пресс-конференция, которую, нарушив сетку вещания показала в прямом эфире первая программа. В течение всей пресс-конференции Андропов довольно бодро и без подсказок со стороны помощников отвечал на вопросы советских и иностранных журналистов, остроумно высмеял панические настроения, царившие все эти дни на Западе, раскритиковал репортеров, которые в погоне за сенсациями запугивают свой народ, напомнил историю о «летающих тарелках», которые взбудоражили общественное мнение в конце сороковых и вызвали эскалацию гонки вооружений. Среди других высказываний по поводу происходящего в мире, обратило на себя внимание одно, весьма многозначительное, – Андропов заявил, что Советский Союз намеревается расширять свое сотрудничество с западными странами во всех сферах жизни, и первым шагом к этому станет участие советских спортсменов в Олимпиаде, которая вскоре состоится в Лос-Анджелесе.

Выступление Андропова мигом развеяло мрачную давящую тучу, нависшую над столицей, – москвичи сразу повеселели и больше не вспоминали о странном феврале, о своих подозрениях и траурных ожиданиях…

Разумеется, жизнь Москаленко-младшего не складывалась исключительно из наблюдений за происходящим в стране. Он, хоть и был членом совета пионерской дружины и сразу по