– …Президент Рональд Рейган, – говорил Огарков, – назвал нашу страну «империей зла». Однако сегодня мы видим, кто в современном мире на самом деле является «империей зла». Если американское правительство считает возможным и даже непредосудительным посылать граждан чужой страны на смерть во имя своих военно-политических амбиций, это означает, что от американского правительства можно ожидать любых провокаций и подлостей… Да-да, подлостей. Оставим дипломатию дипломатам. Скажем прямо: Соединенные Штаты Америки совершили подлость! Если мы, как они считают, «империя зла», то они – «империя подлости»!.. – маршал сделал паузу и продолжил с нажимом, повышая голос: – Всем известно, что Советский Союз – миролюбивая страна. Мы выступаем за сокращение как ракетно-ядерных, так и обычных вооружений. Мы считаем, что времена, когда вопросы политики решались силой оружия, давно в прошлом. Но мы должны реально оценивать обстановку. Если мы имеем на карте мира непредсказуемую страну с непредсказуемым правительством, способным на любые подлости, мы должны быть готовы к отражению агрессии. Чтобы продемонстрировать нашу готовность Коммунистическая партия и Правительство Советского Союза приняли решение в этом октябре провести масштабные учения Советской армии с использованием самых новейших видов вооружений…

Юра слушал выступление Огаркова вместе с матерью: отец еще не пришел со смены, а старший брат шлялся где-то со своими приятелями. Повернувшись от экрана, Москаленко-младший вдруг заметил, что мать плачет. Это его так изумило, что он даже испугался:

– Ты что, мама, ты что?

– Война будет… – невпопад отозвалась мать; она старалась глядеть в сторону. – А вас у меня только двое…

– Не будет, мама! – заверил Юра. – Не решатся они, вот увидишь.

С этого момента Москаленко-младший еще больше уверился, что его призвание – армия, военно- воздушные силы.

После инцидента с южнокорейским самолетом всё как-то оживилось. Рассказывать про армию, про авиацию, про рубежи Родины вновь стало модно. В телевизионной программе появилась новая часовая передача «Советское небо», что сделало Юрия совершенно счастливым. Кстати, в этой передаче подробно освещались и масштабные учения, обещанные Огарковым в октябре. Посмотреть было на что. Танковые дивизии шли по равнине, с ходу форсируя реки. Десантные полки парашютировались вместе с техникой, выпрыгивая из грузовых отсеков тяжелых транспортных самолетов. Межконтинентальные баллистические ракеты стремительно взлетали из шахт, унося в космос блоки с разделяющимися боеголовками. Стратегические бомбардировщики совершили дальний перелет, поразив учебные цели в Индийском океане. Эскадрильи истребителей разыграли натуральное воздушное сражение, демонстрируя великолепную слаженность и пилотаж самого высокого уровня. Советская армия сумела показать миру, что находится на пике своей боеспособности и сумеет остановить любую агрессию, направленную против СССР и стран Варшавского Договора.

Но случилось и удивительное. Обычно по итогам учений сообщалось, что они прошли практически идеально, что была продемонстрирована высокая выучка боевых частей и подразделений, что советские воины, следуя заветам Великого Октября, в очередной раз доказали свою готовность защитить социалистическое Отечество. Всё было так же, кроме небольшой детали, – в завершение, после многочисленных репортажей об учениях «Спектр-83», с открытым докладом выступил маршал Огарков. В своей новой речи, воздав должное мужеству солдат и мастерству офицеров, начальник Генерального штаба заявил, что в ходе учений были выявлены «серьезные недостатки, обусловленные устаревшими представлениями о тактике ведения боевых действий с использованием оружия нового поколения». Для устранения этих недостатков, утверждал Огарков, необходима глубокая реорганизация вооруженных сил. В чем будет заключаться эта реорганизация, маршал прямо не сказал, но намекнул, что прежде всего она затронет сухопутные войска.

Разумеется, Юра пропустил эти слова мимо ушей – будучи очень способным мальчиком, он пока еще не научился понимать, что стоит за подобными «намеками» высших должностных лиц Советского Союза. Понимание пришло к нему гораздо позже, когда, став кадровым офицером, он увидел результаты начавшейся в 1983 году реорганизации.

7 ноября, «красный» день календаря, выпал на понедельник.

Делать в этот день было решительно нечего. Школа № 11 в Новогиреево традиционно не участвовала в праздничных шествиях по улицам Москвы – во избежание лишней сутолоки на московских улицах приглашение на участие в праздничных демонстрациях получали только центральные школы. В итоге, после утренней пионерской «линейки», Юра Москаленко был предоставлен самому себе. Погода стояла промозглая – было холодно, моросил мелкий противный дождь, гулять совершенно не хотелось. Дворец пионеров Новогиреева был закрыт, а секция военно-прикладного многоборья собиралась по вторникам. Юра понял, что день пропадает зря, и пошел домой – смотреть праздничную демонстрацию по телевизору.

К его удивлению, дома было не протолкнуться от гостей. Отец привел своих приятелей с работы – редкое событие, потому что Москаленко-старший недолюбливал шумные застолья. Но на этот раз, видно, поддался настроению момента, и теперь их крохотную кухню заняли пятеро водителей из парка: дядя Женя, дядя Валя, дядя Костя, дядя Витя и дядя Отар. Юре пришлось зайти на кухню и поздороваться с гостями – он увидел, что кухонный стол буквально ломится от всевозможных угощений: лежали по тарелкам порезанные тонкими ломтиками сервелат и салями, нежно светилось настоящее украинское сало, громоздился желтым утесом сыр «Голландский», ожидала своей участи сельдь пряного посола. Разумеется, тут же на столе высилась бутылка водки «Столичная», а рядом пристроилась парочка «Жигулевского». Гости уже были слегка навеселе, но держались еще твердо, а потому душевно приветствовали Юру и угостили его большим бутербродом с салом – сало принес дядя Женя, он был украинцем, из-под Харькова, и ему деревенские родственники присылали «бандерольки» с проводником. Затем Юра ушел в комнату смотреть телевизор, а мужики продолжили прерванный разговор.

Некоторое время Москаленко-младший смотрел демонстрацию, но потом ему это наскучило, он переключился на вторую программу, на третью, ленинградскую, – но там тоже показывали праздничные мероприятия, и невольно Юра стал прислушиваться к голосам, доносящимся с кухни. Говорили приятели громко, языки у них развязались, и темы пошли забористые.

– Слышали, мужики? – вопрошал дядя Валя, самый сведущий из компании, поскольку водил не троллейбус, а машину директора. – Борьбу за трудовую дисциплину сворачивают!

– Это как? – изумились мужики.

– А вот так! Эксперимент признан неудачным. Типа народ не понял смысла и задач эксперимента.

– Чего ж тут непонятного? – дядя Костя хохотнул. – Что я вас, лодырей, не знаю? Держать вас надо во как – в кулаке!

– Типа тебя не надо? – подначил дядя Валя.

– И меня надо! Да, и меня. Во – в кулаке! Иначе коммунизм не построишь!

– Да херня это была, а не борьба! – вмешался в дискуссию дядя Женя. – Тоже придумали: по баням, по ателье шукать. Будто от этого дисциплина вырастет. По-другому это надо…

– Да уж, – согласился дядя Валя. – А помните, как мы в парной прятались? И ты еще, Женька, дверь держал! Вот ведь, блин, приключение!

Приятели засмеялись чему-то своему. Потом разлили водку по стопкам и выпили.

– Да, я тоже слышал чего-то такое, – поддержал разговор Москаленко-старший. – Игнатьев рассказывал. Сдавал на днях теорию. Он, шельма, в кресло зама метит. Так вот, преподаватель у них тоже говорит: непонятки какие-то, круто курс будут менять. Мол, в июле был Пленум по идеологии, и там уже ясно стало: назревает какое-то решение…

– Небось, еще больше гайки закрутят, – предположил дядя Женя. – Генсек у нас нынче крутой, из безопасности. Лёня нам не нравился, а теперь наплачемся.

– Так и надо, – сказал дядя Костя. – Нельзя вечно в бардаке…

– Чего-то я тут не понимаю, – признался Москаленко-старший. – Если он крутой, то почему борьбу отменяют? Почему водка дешевая появилась? Да и староват генсек для крутых поворотов… Рассказывают, больной совсем. Вон сегодня его даже на параде не было.

– Кстати, да, – подтвердил дядя Валя. – Не было. Я тоже удивился. Лёня всегда выходил, а сегодня – только члены правительства. Не уважает он народ совсем.