Мейвис молчала, не переварив сообщение о том, что Джек хочет порадовать свою жену.
Истолковав ее молчание по-своему, Дэнни сказал:
– Разумеется, если ты в будущем не собираешься часто появляться на людях из-за своего лица, то…
Мейвис окончательно утратила дар речи.
– Ты меня неправильно поняла, – попытался оправдаться визитер. – Просто я подумал, что раз уж так все вышло…
– Я прекрасно поняла, что у тебя на уме, черт бы тебя подрал! – в бешенстве воскликнула Мейвис. – Вы с моим Тедом думаете одинаково! Вы решили, что раз мне изуродовали лицо, то я стану монашкой? Так вы оба ошибаетесь! Когда я подгримируюсь, я буду хоть куда!
– А как насчет клуба? – спросил он, представляя, как разозлится Тед, если Мейвис согласится стать его хозяйкой. – Конечно, Арчи Дьюк вряд ли снова к тебе сунется, но…
– Ко мне больше никто не сунется! – в ярости вскричала Мейвис. – Что же до негодяя, из-за которого я здесь…
– За него не беспокойся, – перебил ее Дэнни и изложил свежие новости.
Позже, когда он ушел, Мейвис откинулась на подушки и задумчиво уставилась в потолок. Значит, им с Джеком не суждено вместе работать и часто видеться. Их мечта не осуществилась, чудесный сон длился не долго, как и едва завязавшийся бурный роман. Она заморгала, пытаясь удержать слезы, но они покатились по щекам, покрытым швами, и ей стало совсем муторно. Нет, подумала она, реветь нельзя, слезы – свидетельство признания своего поражения.
– Мы еще поглядим, кто из нас победит, – громко произнесла она и для поддержания боевого духа принялась подпиливать ногти. – Пусть Кристина и выиграла первый бой, она еще не выиграла войну. Меня рано списывать со счетов! Я еще покажу, на что я способна. Я утру ей нос!
Одетая в школьную форму Дейзи сидела на низенькой ограде палисадника дома номер четыре, грустно уставившись на крыльцо Куини Тилет. Пухлый ранец, набитый книгами, стоял возле ее ног. Ее внимание привлекла юная квартиросъемщица экзотического вида, оживленно беседующая с Билли. Наряд этой экстравагантной особы действительно был необычным: фрак, перехваченный широким ремнем на талии, черные сетчатые чулки и высокие красные туфельки на ремешках до щиколоток. Должно быть, это танцовщица, подумала Дейзи и поежилась, вспомнив, как совсем по-детски одета она сама – в форму, гольфы и ботиночки на шнурках. У Куини часто жили актеры. Ходили слухи, что большинство девушек, снимавших у нее комнаты, работали стриптизершами в ночных клубах. Но Куини это упорно отрицала, понимая, как важно сохранить репутацию порядочной дамы. Нередко в ее доме останавливались и циркачи. Их профессию хозяйка не скрывала. Напротив, она даже кичилась тем, что близка к артистическому миру.
– Сейчас у меня живет дрессировщик слонов, – говаривала она, навещая Хетти, Мириам или Нелли. – Я готовлю для него завтрак.
Дрессировщика слонов сменяли цирковые силачи, клоуны или акробаты. Всем им Куини Тилет была рада.
Возможно, девушка, разговаривающая с Билли, вовсе не стриптизерша, а циркачка, подумала Дейзи, тяжело вздохнув. Билли всегда нравился цирк. В детстве он постоянно ходил на представления в шапито на пустоши, а когда актеры перебирались в соседний район, он убегал из дома и следовал за ними. Кто бы ни была его новая знакомая, он явно не собирался знакомить ее с Дейзи. Несомненно, он видел ее, но делал вид, что ему это безразлично.
Его симпатичная собеседница громко расхохоталась, закинув голову. Даже издали Дейзи разглядела, что уголки ее глаз, как и брови, подведены специальным черным карандашом, а губы накрашены ярко- розовой помадой.
Сердце Дейзи сжалось от отчаяния: с такой шикарной красавицей ей бесполезно соревноваться. Значит, Билли для нее навсегда потерян, и все из-за нелепого недоразумения. После ссоры возле пруда он перестал с ней разговаривать, и она ничего не могла исправить. Циркачка снова звонко расхохоталась, и Билли галантно взял ее под руку и повел к своему грузовичку, припаркованному напротив дома Куини. Дейзи подняла ранец и залилась горючими слезами, чувствуя себя несчастнейшим человеком на свете.
Сжав в ладонях чашку с чаем, Керри сидела в одиночестве за кухонным столом. Это была уже четвертая, а может, пятая или шестая чашка. Какая точно, она не знала, потому что сбилась со счета. Солнце клонилось к закату, его свет, льющийся в окно, обрел медно-золотистый оттенок. Где-то вдали утробно урчала газонокосилка, кто-то звал домой заигравшихся детей. Спустя десять, пятнадцать и даже двадцать лет звуки, доносящиеся снаружи, останутся такими же, подумала Керри. Но если она уедет в Новую Зеландию, то никогда их больше не услышит.
Но она туда не поедет.
Керри оглядела чисто прибранную комнату. На подоконнике стояли горшки с мятой; пол был устлан половичками веселенькой расцветки. Она не могла представить, что послезавтра уже не увидит своего любимого кухонного стола. На такое у нее просто не хватало воображения. А что ее ждет, если она не покинет Англию вместе с Заком? Ей все равно не сохранить семью, потому что она не сможет обмануть Дэнни и сказать, что отец ребенка – он. И еще не известно, примет ли ее с ребенком мама! Представив, какую сцену устроит ей Мириам, Керри едва не забилась в истерике. А что о ней подумает Роза? О реакции Дэнни и говорить нечего.
Керри охватил ужас. Такого решения ей еще принимать не приходилось. От него зависело не только ее собственное будущее, но и благополучие всех любимых ею людей. Если убежать с Заком… Керри вздохнула. Следовало признать, что лишь благодаря ему она ожила и вновь ощутила себя молодой и счастливой. Частица ее существа рвалась последовать за этим мужчиной хоть на край света. И если бы не Роза… Дочь придет в отчаяние, она не переживет измену матери, у нее разорвется сердце. Только по одной этой причине Керри не могла уехать в Новую Зеландию.
Она уставилась в чашку. Чай остыл. Розе исполнилось четырнадцать. Пройдет еще пять лет, и, возможно, Роза захочет начать самостоятельную жизнь в Австралии или Канаде, а может, и в Новой Зеландии. Уехать туда пара пустяков для гражданина Великобритании.
Если это случится, то они с дочерью все равно разлучатся. Только тогда будет поздно воссоединяться с Заком. Останется лишь торговать овощами и фруктами на Главной улице Льюишема, ходить в кино да время от времени заглядывать в паб «Лебедь». А тот, кто заставил ее почувствовать себя желанной, живой и
