Который серьезен.
И почтителен.
И народ нищих.
Голытьба.
Который несерьезен.
И непочтителен.
Против Него были те, кто работает, и те, кто ничего не делает.
Те, кто трудится, и те, кто бездельничает.
Вместе.
Наравне.
Народ тружеников.
Который серьезен.
И почтителен.
И народ попрошаек.
Который несерьезен.
Но который, возможно, все же почтителен.
Кто его знает.
Голова идет кругом.
Ум за разум заходит.
Мысли путаются, когда видишь такое.
Против Него были городские работники.
Из города.
Те, кто работает в городе.
У хозяев.
У зажиточных.
А также, наравне, вместе — сельские работники.
Наравне с ними также.
Крестьяне, приезжающие на базар.
Но ведь Он же ничего плохого им не сделал.
Всем этим людям.
Чего только порой ни наговорят.
Нагородят вечно с три короба.
Злые языки.
Чего только ни наговорили.
А ведь Он никому ничего плохого не сделал.
Он слишком молод.
У Него и времени–то не было.
Во–первых, у Него и времени–то не было бы.
Да, видно, на чужих костях всяк плясать горазд.
Вы, христиане, знаете, что Он сделал. Вот что. Спас мир.
Странная судьба — настроить всех.
Восстановить всех против Себя.
Она плакала, плакала, она подурнела от слез.
Она, величайшая Краса на свете.
Мистическая роза. [390]
Башня из слоновой кости. [391]
Царица красоты.
За три дня на нее стало страшно смотреть.
Люди говорили, что она постарела на десять лет.
Они ничего в этом не смыслили.
Она постарела больше чем на десять лет.
Она знала, она прекрасно чувствовала, что постарела больше, чем на десять лет.
Она постарела на целую жизнь.
Дураки.
На всю свою жизнь.
Она постарела на всю свою жизнь целиком, и даже больше, чем на свою жизнь, больше, чем на одну жизнь.
Потому что постарела она на целую вечность. Она постарела на всю свою вечность. А это первая вечность, после вечности Божией. Потому что постарела она на всю свою вечность.
Она стала Царицей.
Она стала Царицей Семи Скорбей. [393]
Она плакала, плакала, она так подурнела.
За три дня.
Она стала страшной.
Просто смотреть страшно.
Такой некрасивой, такой страшной.
Что над ней стали бы смеяться.
Наверняка.
Если бы она не была матерью осужденного.
Она плакала, плакала. Ее глаза, ее бедные глаза. Ее бедные глаза покраснели от слез. И больше никогда уже они не будут видеть ясно. Впредь. С этих пор. После всего этого. Польше никогда.
Отныне больше никогда она не будет видеть достаточно ясно.
Чтобы работать.
А ведь потом придется гнуть спину, чтоб заработать на жизнь.
На свою бедную жизнь.
Опять гнуть спину.
Потом, как и прежде.
До гроба.
Штопать чулки да носки.
Иосиф износит ещё.
Словом, справляться со всем, что женщине положено делать по дому.
Сколько приходится биться, чтоб заработать на жизнь.
Она плакала, она стала страшной.
Слипшиеся ресницы.
Оба века, верхнее и нижнее, —
Набрякшие, помятые, побуревшие.
Щеки, испещренные.
Изрезанные.
