Вместо одного раненого, который тащится по нескончаемым дорогам, вместо одного человека, которого мы подбираем на обочине, вместо одного ребенка, бредущего вдоль дороги, скольких еще породит война — раненых, больных и осиротевших; несчастных женщин и осиротевших детей; и мертвых; и стольких несчастных, которые губят свою душу. Те, кто убивает, губят свою душу, потому что убивают. А те, кого убивают, губят свою душу, потому что их убивают. Сильнейшие, те, кто убивает, губят свою душу из–за совершенного ими убийства. А те, кого убивают, те, кто слабее, губят свою душу из–за того, что оказываются убитыми, поскольку видят, что они слабее и что их убивают, видят, что более слабыми и несчастными, побежденными, убитыми вечно остаются одни и те же, и погрому несчастные теряют надежду на свое спасение, так как теряют веру в доброту Господню. Так что, как ни поверни, с какой стороны ни взгляни — это игра, в которой, как бы ты ни играл, что бы ни делал, спасение всегда в проигрыше, а погибель — в выигрыше. Повсюду лишь неблагодарность, отчаяние, погибель.
А хлеб небесный? Тот, кому так остро не хватает хлеба насущного, теряет вкус к хлебу небесному, к хлебу Христову.
Будь она проклята, Богом проклята; самим Богом; и будь прокляты те, кто принес ее на землю Франции; но следует ли тем, кто принес ее на землю Франции, следует ли им, Господи, быть проклятыми еще и тобой? Следует ли нам просить Тебя обрушить на них проклятия, Твои проклятия. Твое осуждение. Ведь Твое дело, Господи, — благословлять. Когда мы просим Твоего благословения, мы просим Тебя заниматься своим делом. Ты предназначен для того, чтобы ниспосылать благословения словно дождь, словно благотворный дождь, словно теплый, ласковый, приятный дождь, словно живительный дождь на землю, словно благой дождь, словно осенний дождь на голову, на головы Твоих детей; всех вместе. Возможно ли, Господи, возможно ли, чтобы теперь мы просили, мы должны были бы просить у Тебя проклятий, Твоих проклятий, будучи все Твоими детьми, одни на других.
Когда мы просим проклятий, когда мы просим у Тебя осуждения, мы заставляем Тебя заниматься не своим делом, мы заставляем Тебя делать нечто, Тебе не свойственное.
Господи, Господи, мы заставляем Тебя заниматься не своим делом.
Да и что они ей сделают, мои проклятия? Проведи я хоть всю свою жизнь, проклиная ее с утра до вечера, города не станут штурмовать реже, и ратники не станут реже вытаптывать дорогие сердцу колосящиеся нивы.
О вы, колосья, священные колосья, превращающиеся в хлеб, пшеница, колос, пшеничное зернышко. Весь урожай хлебных нив. О хлеб, что был подан на стол Господу нашему. Зерно, хлеб, который ел сам Господь Бог, который был съеден в один из несчетного множества дней.
Колосья, священные колосья, преображенные в тело Христово в один из несчетного множества дней, колосья, питающие нас ежедневно, став не просто колосьями, а телом Христовым.
О, зерно, ставшее не просто зерном видимым; хлеб, ставший не просто хлебом зримым; о хлеб, который перестал быть обычным хлебом.
О хлеб, ты уж не тот, что прежде.
И ты, виноградная лоза, сестра колосящегося хлеба. Виноградинка из виноградной грозди. Виноград, обвивающий шпалеру. Виноградное вино нового урожая. Кусты и гроздья винограда. Виноградники на склонах.
О вино, которое было подано к столу Господа нашего. Виноград, вино, которое было выпито самим Господом нашим, которое было выпито в один из несчетного множества дней.
О лоза, священная лоза, вино, преображенное в кровь Христову в один из несчетного множества дней, что каждый день преображается в кровь Христову в руках священника, став не просто вином, но кровью Христовой.
Вино, которое лишь внешне походит на вино, вино, которое сохраняет лишь видимость вина, вино, которое лишь кажется вином.
Хлеб, ставший телом, вино, ставшее кровью. [327]
Хлеб, переставший быть прежним хлебом, вино, переставшее быть прежним вином.
Господи, неужели и впрямь суждено, чтобы кровь Сына Твоего проливалась напрасно; чтобы она была пролита напрасно как–то раз и еще великое множество раз.
Как–то раз, в тот самый раз, и великое множество раз с тех пор.
Неужели и впрямь нужно, Господи, чтобы тело Сына Твоего было принесено в жертву понапрасну; чтобы оно было принесено в жертву как–то раз и еще великое множество раз.
Как–то раз, в тот самый раз, и еще великое множество раз.
Возможно ли, что Ты оставишь, чтобы Ты оставил христианский мир детей Твоих.
Повсюду — война и погибель. Война порождает погибель. Ужель оставишь нас на произвол войны.
Ты нужен нам, Ты, некогда простерший длань над всей землей.
Некогда Ты свершил это. Свершил ради иных народов. Ужели не свершишь того же для народа Франции.
Народам тем Ты ниспослал святых. Ты ниспослал им даже воинов.
Мы — грешники, но все же мы — христиане. Христианский народ. Народ Твоего христианского мира.
Иначе, что ей наши проклятия? Проведи мы хоть всю свою жизнь, проклиная ее с утра до вечера, проклиная ее так истово, как обычно молятся. На ней проклятие Христа, а она, негодяйка, чувствует себя при этом ничуть не хуже, вот что страшно. На ней лежит проклятие, осуждение самого Иисуса, примеры тому — святой Петр [328] и меч Малха. [329] Малх и меч святого Петра. Так по какому же праву, какой силой, какой властью мы стали бы проклинать ее? Как страшно, что есть некто, на ком лежит проклятие Иисуса и кто победоносно шествует по дорогам сего мира. Ужель отдашь Ты мир сей в руки этой негодяйки.
Какой же смысл и что толку нам, слабым, проклинать ее? Лучше бы мне было спокойно прясть. До тех пор, пока не сыщется кто–то, кто покончит с негодяйкой, кто предаст смерти смертоубийство и спасет наш народ, пока не сыщется кто–то, кто покончит с войной, мы будем походить на детей, внизу на лугу устраивающих ради забавы запруды и плотины из земли и песка, смешанных с илом Мёз. В конце концов, Мёз всегда берет верх. Рано или поздно.
Овьетта
– Из–за этого ты и хочешь повидать госпожу Жервезу?
Жаннетта
Овьетта
– Госпожу Жервезу, а ведь она тебе не подруга…
Жаннетта
– Невозможно быть подругой святой.
Овьетта,
– Святости в ней меньше, чем в тебе.
Жаннетта,
– Замолчи, несчастная, как ты смеешь так говорить? Это дочь Божия.
