– Из-за передвижения турок? Наверняка это отвлекающий маневр, – возразил фон Зальм. Он взъерошил пальцами седеющие волосы. – Какой им смысл брать приступом хорошо укрепленную стену, когда за углом, всего в сотне ярдов на восток, этот проклятый пролом в двести футов?
– Однако ж глянь, – произнес Блуто, просовываясь между зубцами и указывая на юг затененной облаками равнины. – Ни единой души на восточной стороне – все скопились прямо напротив нас, с юга. Черт возьми, если это отвлекающий маневр, у них уйдет добрых полчаса, чтобы перестроиться на восточной равнине, разве только они собираются подобраться к стене прямо здесь и пробежать эту сотню ярдов под огнем наших ружей.
– Возможно, так они и замыслили, – сказал фон Зальм.
– Тогда они потеряют тысячу янычар, пусть даже половина наших парней будет дрыхнуть.
– Быть может, Сулейману все равно. Солдат у него куда больше, чем собралось теперь здесь.
Блуто покачал головой.
– Прекрасно, если Сулейману наплевать на потери, отчего не ударить прямо в пролом и давить, пока оборона не треснет? К чему эта перегруппировка на запад?
– Не знаю, – признался фон Зальм. – Может, они отойдут назад, когда стемнеет. Так бы я поступил на месте Сулеймана. Впрочем, поставь здесь… пять пушек, а я позабочусь о нужном количестве людей для их обслуживания. И если замечу или услышу ночью, что они двинулись сюда, пришлю еще. – Он кусал костяшку пальца и разглядывал равнину. – Какое сегодня число? Да, вспомнил, двенадцатое. Хорошо бы ночью небо очистилось и луна светила. Я оставлю снаружи дозор и велю разбросать еще мела по фронту укреплений – чтобы тебе было поспокойнее, ладно?
– Нам обоим, – сухо бросил Блуто в спину командующего, когда тот развернулся и отправился назад.
Горбун долго еще прохаживался по стене, выглядывая в амбразуры и тщательно укрепляя флажки там, где полагал необходимым установить пушки, пока багровое солнце не скрылось за лесистыми холмами справа и не зажглись огоньки позади в городских окнах и далеко впереди между шатров на равнине.
Беря в расчет, что он раскурил змею как раз тогда, когда колокола над головой довершили свой оглушительный девятичасовой звон и теперь она почти обжигала ему пальцы, Даффи вычислил, что ему самое время подготовиться к получасовому удару. Он щелчком отправил через поручень мерцающий в темноте окурок и проследил, как тот рассыпал красные искры, ударившись о землю, затем повернулся к склонившемуся над телескопом волшебнику.
– Не пора нам… – начал было ирландец, но механический скрежет наверху заставил его закрыть глаза и зажать пальцами уши, пока не грянул одиночный удар, эхом прокатившийся по темным улицам внизу.
– Что пора? – раздраженно отозвался Аврелиан.
– А, неважно. – Даффи облокотился на поручень и уставился на звезды, что виднелись за проносящимися высоко в небе облаками. Серп луны бледным мерцанием обозначился в одном из широких разрывов. Особенно холодный порыв ветра налетел на колокольню собора, заставив ирландца поежиться и отступить глубже в маленькую нишу, приспособленную под обсерваторию. Их тесный наблюдательный пункт не был самым высоким или доступным – фон Зальм с разнообразными военными советниками уже две недели как заняли площадку с наилучшим обзором. Аврелиан тогда сказал, что это неважно, ибо та маленькая открытая площадка, которой они довольствовались, располагалась достаточно высоко над крышами и городским чадом для наблюдения за звездами – как раз того занятия, которое, по мнению Даффи, теперь слишком уж затянулось. Наконец старый волшебник оторвался от окуляра, одной рукой растирая переносицу, другой водружая телескоп на поручень.
– Сплошной хаос, – проворчал он. – Ничего нельзя прочитать. Видеть небо таким столь же огорчительно, как, задав вопрос старому мудрому другу, услышать в ответ невразумительное кряхтение и мычание. – Образ, похоже, расстроил Аврелиана, и он быстро добавил: – Ты, и никто иной, тот случайный фактор, не поддающийся разгадке шифр, что превращает все выверенные древние расчеты в белиберду.
Ирландец пожал плечами.
– Быть может, с самого начала лучше было бы обойтись без меня. Не тратил бы попусту время. Я ведь пока ни черта такого не сделал, чего не мог бы сделать самый обычный наемник.
– Не знаю, – сказал Аврелиан. – Я связан тем, что вижу своими глазами. Я не знаю! – Он поднял глаза на Даффи. – Ты слышал о последнем передвижении янычар?
– Да. Они сдвинулись на запад, словно затеяли самоубийственный приступ укрепленной юго-западной стены. Ну и что с того?
– Что, по-твоему, произойдет, если они там атакуют?
Даффи пожал плечами.
– Я же сказал: самоубийство. Они в пять минут потеряют не меньше тысячи.
– Можно ли назвать это… жертвой?
– Для чего? Какой смысл посылать отборное войско янычар на… О господи! – Ирландец медленно сел и оперся спиной о поручень. – Я думал, ты владеешь одной из всего двух оставшихся копий.
– И я так думал. – Аврелиан прищурился, оглядывая темные крыши. – Может, так оно и есть. Может, Ибрагим заполучил копию из Ватикана… или рассчитывает каким-то образом достать мою. – Он задумчиво покачал белой головой. – Едва я услышал о передвижении, меня тут же осенило – ведь это янычары, войско, набранное из детей покоренных христиан…
– По крайней мере тысяча христианских душ…
– Вот именно.
– Послушай, в городе почти наверняка есть шпионы Сулеймана – вполне может быть, что у него нет своей копии Страшенного Орудия Дидиуса и он намерен стащить твою. – Волшебник безучастно смотрел на него, и Даффи продолжил: – Разве не ясно? Уничтожь свою копию.
