Шэнди даже и не пытался найти ответ. Он пристально приглядывался к фонтану. Он заметил, что вода, бившая в воздух, была до странности плотной; падая, она шлепала, а не плескалась. И именно она была источником неясного слабого света, как и этого сладковатого, затхлого запаха. Теперь он видел лица, движущиеся в этой воде, сотни лиц, появлявшихся друг за другом, как если бы фонтан был зеркалом, вращавшимся в центре огромной толпы, и каждое мелькавшее в нем лицо искажалось гримасой либо ярости, либо ужаса. Испытав отвращение, Шэнди все же шагнул вперед – и увидел колыхающиеся занавеси бледного цветного света, похожие на северное сияние. Они струились вверх до самых бегущих облаков, и казалось, именно они заставляли облака клубиться и нестись по небу.

Харвуд встал рядом с Шэнди. Однорукий старик взволнованно дышал.

– Не смотрите по сторонам, – сказал он. – Все… просто смотрите в одну сторону. Тот, с кем мне надо побеседовать, не может появиться при излишнем внимании.

С холодком в груди Шэнди вдруг сообразил, что Харвуд, видимо, говорит о той самой фигуре, которую они с Дэвисом обнаруживали при пересчете.

Неожиданно рядом с ними раздался шепот. Шэнди ожидал, что Харвуд потребует тишины, однако вместо этого однорукий колдун отозвался на языке, неизвестном Шэнди. И только тогда до него дошло, что шептали на этом же языке и что шептал один из них.

Чужой голос вновь заговорил, теперь значительно громче, и у Шэнди создалось впечатление, что говорящий стоит совсем рядом, у него за плечом. Шэнди послушно старался смотреть только перед собой, однако краем глаза все-таки различал смутную фигуру. Дэвис стоял с другой стороны… значит, это и есть их загадочный спутник? Или это Боннет, а может, даже Бет? Шэнди так и подмывало бросить взгляд.

Голос оборвался.

– Смотреть перед собой, – напомнил всем Харвуд. – Закройте глаза, если хотите, но только не оглядывайтесь.

Потом он снова заговорил, на этот раз на другом языке. Когда он умолк, что-то сказал и Лео Френд; его фраза прозвучала как вопрос.

Голос отозвался и принялся что-то бормотать, а Шэнди гадал, долго ли он еще сумеет удержаться и не оглянуться. От одной мысли закрыть глаза в этом ужасном недвижном месте у него мурашки забегали по спине, но и стоять неподвижно становилось совсем невмоготу.

Наконец голос умолк, Харвуд и Френд зашевелились. Шэнди рискнул искоса бросить на них взгляд. Они торопились к берегу бассейна, окружающего фонтан. Войдя в тягучую жидкость, они наклонились и, зачерпывая ладонями воду, принялись жадно ее пить. Потом опять выбрались на глинистый склон, и Харвуд заговорил.

Лишь несколько секунд спустя голос очень тихо отозвался – наверное, потому, что многие глядели по сторонам. Он произнес буквально несколько звуков. Тотчас Харвуд и Френд принялись рыться в карманах. Харвуд вытащил перочинный нож, а Френд шпильку из напудренного парика. Оба одновременно укололи себе пальцы и стряхнули кровь прямо на землю.

Упав на глину, капли зашипели, и Шэнди на мгновение показалось, что вверх протянулись руки со скрюченными пальцами. Лишь потом он сообразил, что это растения – длинные, тонкие, кактусообразные в этом пустынном месте. Шэнди разглядел еще и третье растение чуть дальше по берегу, но засохшее и поникшее.

Черная Борода двинулся вперед, и хотя Харвуд пытался остановить его, Тэтч в два прыжка оказался в воде вокруг фонтана, наклонился, выпил воды, затем вышел, укусил палец и тоже стряхнул капельки крови на землю. И снова они зашипели, снова забурлила грязь, и появилось еще одно растение рядом с другими.

Оба мага уставились на него со слегка встревоженными выражениями на лицах. Потом Харвуд повел плечами и пробормотал:

– Ничего не поделаешь.

Харвуд опять заговорил, голос на этот раз отозвался тихо, едва слышно, и доносился с другой стороны, из-за спины Дэвиса.

– Проклятие, – пробормотал Харвуд, когда голос стих. – Он ничего сейчас об этом не знает. Шэнди увидел, как Френд пожал плечами.

– Мы можем подождать немного, пока он узнает ответ.

– Мы будем ждать до тех пор, пока он не узнает и не скажет мне, – твердо сказал Харвуд.

– Кто это «он»? – спросил Тэтч.

– Э-э… существо, с которым мы разговаривали, – ответил Харвуд. – Хотя местоимение «он», пожалуй, вряд ли здесь применимо.

Он вздохнул, очевидно, от безнадежности попытки что-либо объяснить. Но затем преподавательская привычка все-таки одержала верх.

– Законы механики Ньютона весьма полезны в описании мира, который мы знаем: сила действия равна силе противодействия, и равномерно двигающийся объект будет двигаться равномерно бесконечно долго, если на него не будет действовать никакая иная сила. Но если вы станете изучать самые мелкие движения, если будете исследовать их в таких деталях, что вас сочтут сумасшедшим, то заметите: законы механики Ньютона справедливы лишь для большинства случаев. В самых же крошечных промежутках пространства и времени присутствует элемент неопределенности, и любая истина оказывается не такой уж непреложной. В нашем привычном мире это не так уж важно, поскольку шансы за и против, как вы бы сказали, от места к месту довольно постоянны и согласуются с законами известной нам механики. Но здесь, где нет постоянства, здесь происходит поляризация, хотя на первый взгляд мы и видим то же самое, что и везде. Нет гибкости, нет мягкости в этой почве, нет неопределенности, и поэтому в окружающем пространстве может произойти что угодно. Мы расспрашивали гипотетическую личность, лишь стремящуюся к обретению сознания. Тэтч фыркнул.

– И на каком же языке разговаривает эта самая гипотетическая личность?

– На самом древнем, – невозмутимо отозвался Харвуд.

– И поэтому, – Шэнди с удивлением заметил, что спрашивает он сам, – поэтому его так трудно увидеть?

– Да, – сказал Харвуд. – И не пытайтесь. Оно нигде не присутствует, слово «где» так же неприменимо к этому феномену, как и «он». Если вы ищете что-то, то вы ищете нечто вполне определенное, в конкретном месте и в конкретном времени. Основываясь на этом, можно найти множество вещей, но вы не найдете… – Тут он оборвал себя, безнадежно махнув рукой.

По крайней мере с минуту все молча стояли, ежась в ожидании, пока Харвуд повторял снова и снова какую-то неразборчивую фразу. Шэнди обернулся было к Бет, но Харвуд заметил и гневно прикрикнул на него.

Наконец молчание нарушил Тэтч:

– Эта задержка не входила в нашу сделку.

– Отлично, – сказал Харвуд. Он снова бросил непонятную фразу в темноту, а затем добавил, обращаясь к Тэтчу: – Ступай, если хочешь. Желаю удачи на пути к джунглям.

Тэтч выругался, но не сделал ни малейшего движения.

– Твой приятель-призрак что-то отыскивает для тебя, да?

– Нет. Когда он снова появится, то это будет не та личность, хотя и другой личностью его тоже не назовешь. «То же самое» и «другое» чересчур специфичны и конкретны, и он вовсе не ищет того, что я хочу знать. Просто когда появится, он уже будет знать. Если не в этот раз, то в следующий. Похоже на ожидание, когда при игре в кости загадываешь на двойку или двенадцать.

Время текло медленно, наконец на один из терпеливых призывов Харвуда отозвались. Отец Бет о чем-то побеседовал с обладателем невидимого голоса, а потом Шэнди услышал, как он тяжело зашлепал по грязи.

– Ну вот и все, теперь можете смотреть куда угодно. Шэнди глянул на Харвуда, и ему не понравилось выражение его лица: прищуренные глаза, решительно сжатые губы…

– Лео, – бросил Харвуд на ходу, – держи Элизабет.

Френд с радостным пыхтением собрался выполнять приказ. Сознание Бет, казалось, все еще было затуманено, хотя Шэнди заметил, что дышит она очень быстро.