мимо сосновые рощи на берегах, глинистые обрывы, рыбацкие хаты над ними и лодки, вытащенные дном на песчаные отмели. Что-то похожее на Волгу ниже Саратова, а иногда вспоминаешь Дунай под Измаилом, где вербные заросли совсем нависли над серой от ила рекой.

А почему мы вдруг решили ехать в Сильвервилль, да еще в самый день выборов?

Произошло это так. После той «пистолетной» ночи мы встали поздно, проспав и утренний завтрак и ленч. В баре нам соорудили яичницу и подогрели кофе. — Ты почему молчишь? — вдруг вцепился Мартин.

— У меня странное ощущение, Дон. И началось оно еще в полусне, перед тем как проснулся.

— И у меня. Словно сон под утро увидел, который забылся, или шепнул кто-то на ухо. Мне даже показалось, что это был ты.

— О том, что мы должны ехать в Сильвервилль?

— Да. Но совсем не из страха перед Мердоком. Хотя мысль о мести была.

— Нет. Дон, ни при чем здесь Мердок. И страх ни при чем. Думаю, что нас отпускают. Домой.

— «Они»?

— Тебе ведь тоже показалось, что надо ехать в Сильвервилль. И зачем ясно. Все, что нужно, мы сделали. И главное — поняли. А нас прочли, как газету. И я уверен, что это произойдет в Сильвервилле на том же месте, где мы здесь появились. У океана, близ песчаных дюн.

— Найдем?

— Найдем. Я отлично помню. Ты еще спрашивал меня, что за кустарник.

— Думаешь, в Крыму и очутимся?

— Убежден.

— У твоей машины?

К обеду я опоздал. В ресторане было немноголюдно: депутаты и журналисты торчали на избирательных участках, пресс-конференциях и митингах в парках. Уэнделл, как мне сказали, уехал на биржу, а Стила я нашел в курительной. Он сидел в кресле, один в пустой комнате, докуривая сигару, и пил содовую воду мелкими глотками через каждые пять минут — его мучила послеобеденная изжога.

— Хочу обнять вас, Ано — поднялся он с кресла. — Вы сделали для меня больше, чем кто-либо и когда-либо в жизни. Мне стыдно смотреть вам в глаза, но я бы отдал ему веемой голоса, чтобы спасти Минни. Я предатель, трусливый старик, ничтожество. Если бы не вы… — Он отпустил мои плечи и сел, закрыв глаза сморщенной рукой. — Как вы сломали его, Ано?

— Просто я убедил его, что так будет лучше.

Стил больше не спрашивал. Да и мне не хотелось рассказывать о подробностях. Все это было вчера. А что будет завтра?

— Отдам Уэнделлу, а часть вам.

— Не понимаю. Я же не кандидат.

— Ну, Доновану. Я ведь знаю, в каком вы политическом лагере.

— Спасибо, Джемс. А теперь простимся. Поклон Минни. Я ухожу.

— Совсем?

— Совсем. Не огорчайтесь. Джемс. Это должно было случиться. Я ведь случайно здесь и не по своей воле.

— И Мартин с вами?

— И Мартин. Он не зашел к вам, чтобы не тревожить Минни.

— Может быть, так и лучше.

Он уже глядел в сторону куда-то мимо меня, так что я незаметно, не прощаясь, мог выйти из комнаты. А Донована увидел уже уходя. Он забежал в бар на минутку выпить кружку любимого имбирного пива — промочить горло, охрипшее от речей и приветствий.

— Как успехи. Биль?

— Порядок. — Он сиял, явно довольный теми предварительными данными, какие уже имел. — Правда, в Майн-сити еще не был, но в привокзальном районе хорошо. Наши идут впереди. Думаем увеличить число мест в сенате с пяти до восьми.

Больше. Донован, больше! Ведь он еще не знал о судьбе голосов, поданных за Стила.

— Есть уже планы на будущее? — спросил я.

— Много. Будем добиваться признания ассоциации партией. Численность позволит нам это. А к первому же заседанию готовим билль о единой рабочей организации, упраздняющей цеховщину.

— Иначе говоря, единый профессиональный союз?

— У тебя всегда точные формулировки. Охотно возьмем твою.

— Я бы предложил и билль о рабочих школах. Нужно собрать по крохам все, что имеется в Городе, изданное когда-то или переписанное: все, что знакомит рабочего с основами социализма.

— Ты говоришь со мной так, как будто мы видимся в последний раз.

— Возможно. Я ведь землепроходец в отпуску, романтик новых земель. А отпуск уже кончается.

Мне не хотелось продолжать этот уже ненужный для меня разговор. Я спешил. Все было уже известно. Несколько тысяч бюллетеней, поданных за реставраторов, были объявлены недействительными, а Донован после отставки Стила получил уже не шесть, а шестнадцать мест.

На этом и заканчивается наше второе путешествие, может быть, в другую галактику. Пусть это не рай, но у него есть и прошлое и будущее.

Вот и дюны вдали у океанского берега и знакомые колючие заросли «альгарробо». куда нас перебросило с крымской автомобильной дороги от Севастополя к Ялте.

— Кажется, здесь, — говорит Мартин, — и песок примят, как будто кто-то сидел.

— Так тебе и сохранятся следы при таком ветре да еще на прибрежном песке.

— Все-таки присядем.

Присели. Оглянулись. Серо-зеленый океан блеснул вдруг васильковой голубизной и провалился куда- то вниз.

Мы уже сидели на краю обрыва крымской дороги, вьющейся серпантином среди виноградников от серых скал Яйлы к синему-синему Черному Морю. И мой «Жигуль» стоял с полуоткрытой дверцей чуть в стороне от дороги, и пиджаки наши с деньгами и документами лежали на сиденьях. Только вокруг машины ходил инспектор ГАИ — старший лейтенант лет тридцати. В стороне стояла милицейская «Волга».

Я кашлянул, старший лейтенант повернулся и застыл, будто увидел что-то явно противозаконное.

— Вы откуда? — грозно спросил он.

Мы молчали. Мы улыбались. Мы были дома.

— Как вы здесь очутились? Минуту назад тут никого не было. — продолжал допрос инспектор ГАИ.

— А мы поднялись вон оттуда. — Я указал на обрыв к виноградникам.

— Чья это машина?

— Моя. Разрешите? — Я подошел к машине и вынул из лежащего там пиджака права и паспорт.

Инспектор внимательно просмотрел документы и спросил:

— Так почему же вы ее бросили?

— Погулять пошли. — идиотски ответил я, не в силах придумать ничего более умного.

— Где же здесь гулять? — удивился инспектор. — По этим кручам?

— Вот-вот, — обрадовался я. — Замучил меня товарищ. Любит горы.

— А кто этот ваш товарищ? — строго спросил инспектор, подозрительно оглядывая Мартина.

Я ответил почти шепотом:

— Американский турист, товарищ инспектор. Корреспондент из Нью-Йорка. Очень интересуется советским автотуризмом. Мартин, покажи ему свое удостоверение, — прибавил я по-английски.

Мартин вынул из своего пиджака документ, свидетельствующий о его законном пребывании в СССР, и корреспондентскую карточку.

— Спасибо. Карашо, — сказал он по-русски с дурацкой улыбкой. Сразу понял, как надо сыграть.

Инспектор мельком взглянул на документы и вернул их Мартину.

— Как же так, граждане, — сказал он уже менее грозно. — Нам сообщили, что машина ваша со вчерашнего утра здесь стоит. Дверцы не заперты, и ни водителя, ни пассажиров. А мы из Севастополя сюда