сумерки, но сумрак в доме гуще.
Комнатушка на задах. Вся забита коробками, содержимое вываливается — главным образом одежда, только на шодди и сгодится. Дальше гостиная, если это слово уместно. Хуже и не вообразишь. Пустые сигаретные пачки, грязные тарелки, опять контейнеры навынос. Пустые бутылки и банки, из-под диванной подушки торчит шприц, все загажено, все запущено. Трейси читала о Лидсе девятнадцатого века — нищета, непередаваемые условия жизни фабричных бедняков. В нечистотах по колено. Так вот здесь примерно то же самое.
Ни малейшего признака, что в доме живет ребенок, отметила Трейси, — ни одежды, ни игрушек, ни DVD. Она неохотно поволоклась наверх по узкой крутой лестнице. Три двери на выбор, все закрыты. Как в сказке. Или в кошмаре. Перед глазами снова мелькнул Лавелл-парк, Кен Аркрайт плечом вышибает дверь. И какая вонь после этого и мухи…
От ванной тошнит. Не может быть, чтоб Келли водила сюда клиентов. Даже самый непривередливый содрогнется в этом царстве непотребства.
За второй дверью — маленькая спальня. Совершенно пустая. Вообще ничего, лишь комья пыли, грязь, обрывки фольги да редкая пенопластовая крошка, точно картофельные хлопья-альбиносы на голых половицах.
Осталась одна дверь. Трейси помялась — корежит, как представишь, что она войдет, а Келли там обслуживает одного из наименее разборчивых своих клиентов. Она громко постучала в дверь:
— Келли? Келли, это Трейси. Трейси Уотерхаус.
Ответа не последовало, и она осторожно толкнула дверь.
Везде канализационная вонь потрохов и смерти. Даже закаленный полицией мотор Трейси екнул. Келли Кросс распростерлась на постели — вместо головы кровавое месиво, живот взрезан. Одета, видимо, на работу — малюсенькая черная юбка и серебристый блескучий топ под горло. Блестки разлетелись по постели и рыбьей чешуей мерцали под яркой потолочной лампочкой.
Трейси приложила два пальца к ее шее. Пульса нет. Непонятно, зачем проверяла, — и так ослепительно ясно, что Келли мертва. Еще теплая. Трейси предпочитала похолодевшие трупы.
Келли Кросс мертва. Желание Трейси исполнилось. Мысль в мгновение ока обрела плоть, явно поработала черная магия — Трейси догадалась бы, если б хватало сил думать так быстро. Она не верила в магию. В чернейшую темноту, впрочем, верила.
На работе она видала и похуже, отчего, однако, омерзительная картина перед глазами в тошнотворности не теряла. Ладно, не время ужасаться. Кого играем полицейского или преступника? Как Трейси и подозревала, это почти одно и то же, только знаки противоположны. Она выкопала из сумки одноразовый платок и протерла все дверные ручки и косяки. Жалко, что влажных салфеток так и не купила. Наверняка оставила улики — волос, чешуйку кожи, рыбную чешую. Трек Трейси.
А Кортни что-нибудь трогала? Девочка послушно ждала в кухне. Заподозрила что-нибудь? Лицо, как обычно, непроницаемо.
— Пошли, лап, — сказала Трейси, и голос ее аж надрывался пустой бодростью. — Пора домой.
Кортни опустила палочку — властитель благословил обиталище мертвых. Она соскользнула со стула, и Трейси выпроводила ее из дома.
— Пойдем в машину, Кортни.
— Люси, — напомнила та.
Когда Трейси подъехала к дому с тыла, Кортни уже спала. Не асфальт, а щебенка, почти как в деревне. Дорожка вела к шеренге сараев под аренду — удобные гаражи, соседи пользуются. Трейси рванула дверь своего сарая, задом въехала в пустоту, как заправский каскадер, заглушила мотор и уткнулась лбом в руль. Кажется, ее сейчас вырвет.
Кортни вздрогнула, проснулась:
— Что случилось?
— Ты уснула, — сказала Трейси. — Пока спала, ничего не случилось. Мы только слегка переместились во времени и пространстве. Мы дома. Возьми еще яблоко. — (Бананы закончились.)
Поеданию яблока девочка уделяла много внимания, словно готовилась стать профессиональным едоком яблок. Трейси мутило от одной мысли о еде. Не терпелось залезть в душ и соскрести запах смерти, который приехал с ней из Хэрхиллза и обволакивал вонючей аурой.
— Ну что, пошли. — Она вздохнула и открыла дверцу.
Кортни отправилась в постель в розовом наряде феи — снимать его отказалась. Трейси было все равно — она слишком недавно изображает мать и еще не завела правил.
Девочкины сокровища лежали на одеяле — теперь Кортни убирала их в рюкзачок. Дойдя до печенья с предсказанием, уставилась на него, словно оно сломается само.
— Его надо сломать, — сказала Трейси; девочка посмотрела на нее. — Поверь мне.
Девчонка расколошматила печенье кулаком.
— Да, так тоже можно, — сказала Трейси.
Кортни вынула из горки крошек бумажку и молча протянула Трейси.
— «Ты и есть сокровище», — вслух прочла та.
Девочка погладила ее по руке.
— И ты тоже, — сказала она. Посочувствовала, что Трейси не досталось удачной судьбы.
— Что-то мне не верится, — ответила Трейси.
— Возьми себе, — сказала Кортни, и Трейси запихала бумажку в бюстгальтер — на счастье.
— Погоди, — сказала она и пошла вниз. Вернулась с обручальным кольцом Дороти Уотерхаус, которое пряталось в трюмо. — Вот, настоящее сокровище, — сказала она, подкладывая кольцо к прочим драгоценностям из рюкзачка.
— Да, — сказала Кортни. — Настоящее сокровище.
Принцесса Кортни бесстрашно отправилась на поиски новых приключений, в которых участвовали волки, топоры и любители овсянки из семейства медвежьих.
— Я не люблю волков, — сказала Кортни.
— Да я тоже, — ответила Трейси. — Но ничего, в Лидсе они запрещены.
Ах, если бы.
Когда Кортни уснула, Трейси выволокла чемоданы из чулана в прихожей, затащила их в спальню и до отказа набила новым гардеробом Кортни из «Гэпа», а также всеми своими тряпками, какие подвернулись под руку. Добавила мешок игрушек. Вынула пакеты с продуктами из багажника «ауди», сложила в багажник чемоданы, пакеты свалила на заднее сиденье. Разберет, когда приедет. Наверняка все уже несъедобно.
— Ну вот, — сказала она себе. — Все готово, с утра пораньше отбываем. — Болтает, как душевнобольная. Как ее мать, когда та собиралась в ежегодный отпуск в Бридлингтон.
Трейси заглянула к Кортни. Девочка крепко спала, тихонько похрапывая. Поросеночек, котеночек.
Пива больше не осталось — как же так? Пришлось обойтись половиной бутылки шардоне, оставшейся в холодильнике бог знает от кого. На вид вино было как моча, на вкус немногим лучше. Кислотой заплескалось в желудке. Трейси отыскала пакет чипсов, затаившийся в недрах буфета, и сжевала их, не чувствуя вкуса.
Когда она включила телевизор, как раз пошли финальные титры «Балкера».
Закемарила перед телевизором. Смотрела «В Британии есть таланты», а потом, видимо, уснула, потому что дальше проснулась от собственного храпа.
Она запуталась. То, что видела по телевизору, казалось настоящим, а никаким не телевидением. Саския целилась в кого-то из пистолета и кричала: «Брось, а то стреляю!» — но Тилли слышала, как Саския
