вселенных беседуем.
Она тяжело вздохнула:
— Нет. Няня, местная девочка. И тебе уже поздновато беспокоиться о благополучии твоего сына.
— Ну, раньше я не беспокоился, потому что ты утверждала, будто он не мой, — разумно заметил Джексон.
— Мне пора, — сказала она. — У меня в три вскрытие.
И тут его осенило.
— Ну ты только, — сказал Джексон собаке.
Собака поглядела на него в ожидании финала. Мать Винса Балкера — это же растерянная старушка из «Меррион-центра».
— Вот знал ведь, что раньше ее видел. Меня парик запутал.
Он досмотрел «Балкера» до последней секунды. Джулия («доктор Беатрис Батлер», заботливая, но смышленая, сексуальная, но умная — эскизный набросок сложной натуры самой Джулии) появилась дважды. В первой сцене прибыла на место убийства и вычислила время наступления смерти изувеченной проститутки, а вскоре уже была в морге, где прикидывалась, будто вскрывает труп. Лучше бы Джексон смотрел программы о природе — даже на пределе кровожадности они предпочтительнее этой дребедени.
— Очень популярный сериал, — сказала Джулия. — Отличные рейтинги.
Взаправдашнее убийство омерзительно. И вонюче, и грязно, и обычно душераздирающе, неизменно бессмысленно, временами тоскливо — ничего похожего на эту опрятную, облагороженную историю. А жертвы — зачастую проститутки, одноразовые, как салфетки, и в реальной жизни, и в выдуманной.
— Да засуньте вы себе такое искусство, — буркнул Джексон собаке.
Он подождал, пока в титрах не появится имя матери Винса Балкера. Марджори Балкер в исполнении Матильды Скуайрз.
— Видишь, я угадал, — сказал он собаке; Тилли Десять Дублей.
Собака вдруг расчихалась, трижды подряд, тихонькие «фыр-фыр-фыр», которые Джексону показались странно (и необъяснимо) трогательными.
Он выключил телевизор и вернулся к старому приятелю своему «Гуглу», вбил в телефон имя Мэрилин Неттлз. Только и делает, что женщин ищет. Он уже было пал духом, но тут кое-что нашлось на сайте, «посвященном йоркширским журналистам». «Мэрилин Неттлз пишет под псевдонимом Стефани Досон. Неттлз — бывший уголовный репортер „Йоркшир пост“, живет в древнем городе Уитби». Джексон отпраздновал находку чашкой чая из «даров гостеприимства». За день горничная восполнила потери; Джексон открыл новую пачку печенья с кремом и по-братски разделил его с собакой.
— Нам повезло, — сказал он, кинув псу печенье. — Ну держись, Мэрилин Неттлз.
Он как раз подумывал вывести собаку прогуляться перед сном и пораньше залечь в койку, но тут постучали в дверь. Собака навострила уши.
— Обслуживание номеров, — громко сказали из-за двери.
Я ничего не заказывал, — сказал Джексон собаке.
Мог бы вспомнить несколько сцен из кино, виденного за много лет, где официант вталкивает в номер тележку, покрытую белой скатертью, а под покровом таится что угодно, от пулемета до роскошной блондинки. Однако ничего такого Джексон не вспомнил, поэтому открыл дверь.
— Матерь божья, — сказал он, увидев, что приехало на тележке.
— Мне? Ну что вы, не стоило.
На тележке стояло серебристое ведерко со льдом, а в ведерке завлекательно потела холодная бутылка «Боланже». Очень высокий класс для «Бест-Вестерна». Не успел Джексон сообщить, сколь маловероятно, что бутылка предназначается ему, тележка уже вкатилась в номер. Может, его пытается соблазнить женщина? Явно не из числа тех, кого он встречал в последнее время. Официант — редеющие седые волосы, помятая серая кожа — больше смахивал на скромного серийного убийцу старого образца, чем на гостиничного сотрудника. Заметил собаку на кровати и ужасно засуетился.
— Когда был малой, у меня тоже такой жил, — ухмыльнулся он Джексону. — Бордер-терьер. Отличные псинки. Нахальные ребятки.
Этот тип чесал и щекотал собаку так, что еще чуть-чуть — и собаке конец. Пес взирал на него удивленно. У собаки, похоже, богатый ассортимент гримас. Пожалуй, репертуар побогаче Джексонова. Джексон ждал, когда же официант скажет, что собаки в гостиницу не допускаются, но тот ничего такого не сказал, оторвался наконец от пса и спросил:
— Хотите, я открою, мистер Кинг?
— А, — сказал Джексон. — Я не мистер Кинг, вы, наверное, ошиблись номером. А ведь у меня почти получилось, — прибавил он и засмеялся. Очень смешно.
— Я бы не выдал, — сказал официант. Ухмыльнулся и пальцем постучал по носу, — кажется, вне комедий «Студий Илинга» Джексон этого жеста не видал. — Чего не знаешь, то не повредит.
— Я склонен думать, что наоборот, — ответил Джексон. — Чего не знаешь, повредит
Оба засмеялись. В гостиничный номер не влезает столько душевности. Ха-ха.
— Принести вам еще чего-нибудь, сквайр? — спросил официант, с тележкой пятясь из номера.
— Нет, благодарю, — сказал Джексон.
Когда официант ушел, Джексон посмотрел на собаку. Собака посмотрела на Джексона. Джексон вздохнул и сел на кровать к собаке. Собака завиляла хвостом, но Джексон сказал:
— Сиди смирно, вот молодец, — и водил пальцем под ошейником, пока не нашел маячок. Показал собаке. — Дилетанты, — пояснил он.
И вот чего точно нельзя делать с детьми — в ночи ездить с ними по району красных фонарей и искать проститутку. Среди пустырей у перекрестка Уотер-лейн и Бридж-роуд навстречу им проехала полицейская машина без опознавательных знаков — панельных ищут. Узнали ее? Трейси степенно покатила дальше. А ребенка на заднем сиденье заметили?
Келли Кросс хотела еще денег. Тоже мне сюрприз! Непонятно только, где она раздобыла номер мобильного Трейси. («Слушь, блядь, корова жирная, ты не имела права эту девчонку забирать. Если хошь оставить, этого маловато, выкладывай еще».) Ну вот, подумала Трейси, так и расплачиваешься за то, что купила ребенка со скидкой, — она ведь подозревала, что так и случится. И сколько будет длиться это вымогательство? Пока Кортни не вырастет и сама не родит? А Келли столько протянет? Ее коллеги долгожительством не знамениты. Гораздо лучше, если б Келли Кросс умерла — неудачно разбодяженный героин, психованный клиент, — плакать по ней, прямо скажем, никто не станет. «Эту девчонку», — сказала Келли Кросс. А не «мою девчонку». Но такие матери своими детьми особо не интересуются. Так?
Ах, эти обворожительные пейзажи. Бридж-энд, Западная Свит-стрит, Бат-роуд. Пустошь. Натуральная. Закричишь — никто не услышит. Пара проституток на вечерней смене съежились под стеной. Наглые, просвещенно курят. Одну жизнь потрепала, другая вроде несовершеннолетняя, дрожит, кожа стеклянистая, на отходняке. Да уж, не «Красотка»[126]. Может, мать и дочь. Они на работе, а ты уже нет, напомнила себе Трейси.
Едва она затормозила, зазвонил телефон. Барри. Да что ж такое-то. Придется поговорить — иначе это никогда не кончится.
— Ты вообще
— Бат-роуд, — сказала она, наблюдая, как та женщина, что помоложе, заковыляла к машине; сапоги до бедер, убийственные каблуки, короткая джинсовая юбка, майка с лямочками, на куртку глаза бы не глядели.
— Что ты там забыла? — удивился Барри.
